Рапсодия в тумане
Шрифт:
Бусинка резво отваливается под батарею, а я сажусь за стол, принимая скучающий вид, как раз в тот момент, когда мальчишка возвращается, держа в руках позолоченный поднос.
Если у них еще и унитаз золотой или янтарный, я точно уверюсь, что Лукьян псих.
— Приятного аппетита! — говорит паренек, расставляя передо мной еду. — Желаете что-нибудь еще? Может, морс?
— Конечно! — радостно сообщаю я и, беря с тарелки косточку, покрытую мясом, поднимаюсь. — Экскурсию желаю. Пошли.
Он пялится на меня, не понимая и косясь
— Это и кабинет, и приемная. Лукьян такой молодец, он все-все записывает. Проделана такая масштабная работа, что мне даже сложно представить. С его знаниями мир шагнет в будущее широким шагом, и значит, что не будет болезней. Это ли не радость?!
— Ты болен чем-то? — спрашиваю, оглядывая кучу папок без названий на открытой полке. Как он, интересно, понимает где что лежит? А подойдя ближе и приглядевшись, понимаю, что на верхних корешках, в глубине, присутствует слой пыли. Видимо, просто с фасада стряхивают, но сами рамки никто давно не трогает.
— Нет, но знаю таких людей. Лукьян всем поможет! Вы представляете, он всего добился сам! Мы разговариваем иногда…
Последнее он говорит, розовея щеками, и, опустив глаза, смущенно улыбается, что да ет понять — мальчишка восхищается не только работой босса. Не удивлюсь, что и с членом Лукьяна он давно подружился.
— Мне нужна уборная, — показываю я ему испачканные жиром пальцы.
— Ой, да, конечно.
Он спешит по коридору к уборной, распахивает дверь, то ли пытаясь услужить, то ли переживая за ручку, которую я могу испачкать. А оказавшись внутри и сполоснув руки, иду к окну, где оставляю на всякий случай еще одну липучку. Мне сказали одну, но в коробке их три… не лишние же?.. Вдруг одну сорвут. Бусинка тоже летит на пол.
Дальнейшая экскурсия проходит совсем скучно, и к тому моменту, когда мне приходит сообщение от отца, что меня заждались, иду туда с облегчением.
— Сын, мы поговорили, — говорит отец сразу, стоит мне подойти. — В общем, Лука хочет тебе кое-что показать.
— Идемте со мной, — поднимается тот, улыбаясь, и идет на выход. Эх, жаль, на этот раз, открывая дверь, мы никому лоб не расшибли. Было бы забавно.
Отец молчалив, Лука тоже ведет нас по коридору молча, да и я с разговорами не лезу, гадаю, прокатит у меня то, что я задумал или нет.
Оказавшись у очередной двери, Лукьян достает из кармана связку ключей и открывает аж тремя, по очереди. Как интересно.
За дверью винтовая лестница, которая убеждает меня лишний раз в том, что хозяин пересмотрел фильмов про злодеев, явно пытаясь теперь скосплеить чей-то образ. А спустившись вниз, мы попадаем в самую настоящую лабораторию.
Кошусь на отца, который выглядит спокойным, будто уже не раз был тут. И сколько людей привязывали к этому столу, чтобы сделать тебя бессмертным, а, папочка?
Больше тут ничего интересного нет, разве что длинный ящик или коробка, или тумбочка, в общем, что-то прямоугольное и длинное, накрытое плотной оранжевой тканью. Но тут я замечаю, что темнота в другом конце означает не стену. Там что-то есть.
Делаю несколько шагов, и тут загорается свет, и я вижу огромную, до потолка, янтарную клетку. А в ней… на застеленной клеенкой кровати сидит… человекоподобное существо. Бледный парень с черными, длинными волосами и голубыми глазами. На нем длинный, как мантия, темный балахон. Босые ступни и… здоровенные крылья сзади! Как у летучей мыши, только раз в двести больше, при желании он ими даже укутаться может, полностью спрятавшись!
Существо, заметив меня, ведет носом, принюхиваясь, напоминая этим Амана, тот вот так же в психушке делал, пытаясь понять куда идти. И вдруг как заорет! У меня от этого тут же заболели уши, это ужас какой-то — смесь ультразвука и рева какого-то динозавра. Он подрывается и, обнажив длиннющие клыки, кидается на нас, но врезается в янтарные прутья, кривится, зашипев, отскакивает и издает такой звук… готов поклясться, в этой тональности звучит мольба. От испуга чувствую, как вспотели руки и заколотилось сердце, но одна мысль не дает покоя:
— Вы хотите превратить меня… в это? — выдаю ошарашенно. Аман говорил, что его брат одичал, но я не ожидал, что это будет настолько… настолько ужасающе, что ли.
— Нет, что вы?! — тут же волнительно вскрикивает Лукьян. — Это самый первый мой эксперимент. Ему уже четыре с половиной года. Первый блин комом, как говорится. Я сделал выводы и внес коррективы. Никаких крыльев и ничего похожего на данное состояние. Вы будете адекватны.
— А, кстати, крылья очень даже ничего… вместо пледа можно использовать, — говорю, разглядывая с сожалением существо, некогда бывшее человеком. Уверен, знай он, к чему приведут эксперименты брата, предпочел бы умереть. — Он нас понимает?
— Нет, — отвечает Лукьян, но я смотрю в глаза существа и не вижу в них безумия, мне кажется, что он осознает. Может, не все, но что-то точно.
Я делаю шаг клетке, но отец перехватывает мою руку, не давая подойти ближе. Мне хочется сказать, что осталось совсем немного, что нужно лишь немного потерпеть, но я не знаю, как это сделать, не вызывая подозрений. Поэтому мы просто смотрим друг на друга, пока меня не тянут к выходу, говоря, что пора, но я не могу оторваться от голубых глаз, полных отчаяния и боли, так и иду вполоборота, пока дверь не захлопывается, отделяя меня от существа.