Рапсодия в тумане
Шрифт:
Мечтать о перспективном будущем знаменитого журналиста — без сомнения прекрасно , но пора бы возвращаться в действительность, потому что в объективе фотоаппарата появляется человек. Юноша, может, немногим старше меня, со светлыми волосами и крупными, чуть раскосыми глазами. Он тормозит и, глянув на часы, вздыхает — явно торопится, но уходить не собирается, ждет. Похоже, меня!
Делаю несколько кадров и тоже ожидаю. Надеюсь, он приехал не на машине, и мне удастся за ним проследить и узнать на кого же он работает!
Секунды тянутся как перегревшиеся на солнышке желейные червячки , но я терпеливо выжидаю. И вот, наконец, пацан, глянув
Я даже успеваю развернуться и почти дать деру, как меня накрывает тьма.
***
Прихожу в себя от яркого света, что пробивается даже сквозь закрытые веки. Слышу шумы какие-то странные, будто кто кончик ампулы отламывает. Да не будто, а точно! Я этот звук ни с чем не спутаю. Мне маманя столько уколов в детстве с делала , ух! Уж больно болезненным уродился, даже ДС хотели ставить, но нет, обошлось.
Чуть-чуть приоткрываю глаза и из-под ресниц осматриваюсь. Прямо надо мной и впрямь лампа, большая такая, круглая, как в кабинете стоматолога. Не люблю дантистов. Вот вроде и обезболивают все, но эти их приборчики… Бррр!
Внимание привлекает шуршание. Скосив глаза на звук, вижу в потемках отблеск оранжевых прутьев. Кажется, клетка, сложно при таком неправильном освещении рассмотреть, куда ведут прутья. А вот за ними… Хрена! Чувак с крыльями! Реально, у него крылья! И огромные!
Подрываюсь, чтобы подняться и рассмотреть поближе, но рывок ничего не дает! Я вообще ничего не могу сделать, лишь зад приподнять! Я, блин, привязан! Руки, ноги, даже шея!
Перевожу взгляд в другую сторону, начиная переживать, что такими темпами окосею, и вижу мужчину лет тридцати. У него светло-рыжие волосы, собранные в неаккуратный хвостик, очки-половинки на носу, но главное не это! В его руках шприц-инъектор, в который он набирает мерцающую голубыми блестками фигню, и вот что-то подсказывает, что ничем, совсем-совсем ничем хорошим, мне это не грозит!
— Очухался? — спрашивает ровным голосом, даже не соизволив ко мне повернуться. — Ну давай, рассказывай. Что выяснить пытался? Зачем следил?
— Выяснить? Следить? Мне мальчик просто понравился, хотел сфотографировать. Отпустите, а? Я ничего не делал! — мямлю наудачу. Не, а вдруг прокатит? Да и паника чет, совсем не вовремя подкатывает… мне бы пораскинуть мозгами, попытаться что-то выдумать такое эдакое, а в голове гулом «а-а-а-а!» Ха, блин, великий журналист, а чуть что — так в истерику. Не боюсь я! Не боюсь!
— Отпущу. Завтра. Уколов, что ли, боишься? Это не больно.
Дергаю руки в попытке вырваться, но они так крепко связаны, что единственное, чего добиваюсь — начинают болеть запястья. Сердце колотится, дышать тяжело… Не надо мне ни «больно», ни «не больно», никак не надо!
Похититель или сумасшедший ученый, или кто он там, может, псих какой, пальчиком по шприцу стучит, пузырьки выгоняя. Надо же, какая забота! Это все равно не делает тебя хорошим человеком!
— Боюсь. Я, знаете ли, в детстве болел часто, да и сейчас не самый лучший экземпляр для опытов. Может, кого получше
Мои нервные речи прерывает громкий, пронзительный вскрик из той клетки с крылатым человеком, но мужик со шприцем на это лишь морщится и, бросив короткое: «Заткнись», движется ко мне.
Без понятия к кому конкретно он обратился, но замолкаем на всякий случай мы оба. Но «маньяк» наклоняется ко мне, а я предпринимаю еще одну попытку:
— Может, не надо?..
От клетки опять раздается шорох, за ним болезненное шипение, и в этот момент «маньяк» вводит иглу мне в вену.
Вскрикиваю от боли — под кожу будто железо каленое ввели. Меня жжет, дерет изнутри, и жар все распространяется, по миллиметру заполняя руку, и дальше, дальше. Выгибаюсь, пытаюсь избавиться от ремней, или от боли, или хоть от чего-нибудь!
С каждым мгновением все больнее и больнее, ору, срывая голос, и в тот момент, когда кажется, что боль такая сильная, что я просто не смогу ее выдержать, с ума сойду, она накатывает новой волной, становясь еще мощнее.
Где-то отголоском сознания слышу, как кто-то поскуливает, а другой голос насвистывает глупый, сгенерированный мотив, и это последнее, что еще могу слышать. Меня спасают туман и пустота.
Глава 15. Рад вас видеть
Ниррай
Зеваю, прикрывая рот рукой, ожидая, пока отец перестанет соловьем заливаться, и мы, наконец, выйдем из машины. Он так обрадовался моему интересу к этому делу, что, как я и думал, сразу потащил меня к Лукьяну похвастаться наработками. Я был тут пару раз, но мне не нравится ни Лукьян, ни это их совместное с отцом помешательство, ни нудные полунаучные беседы, что могут длиться часами.
К счастью, до отца доходит, что мы приехали, и мы, в сопровождении охраны, наконец идем в дом. Коробка, что передал мне Аман, спрятана в кармане, и, в общем-то, предстоящее дело не кажется мне сложным: эти двое так разбалтываются обычно, что ничего не замечают, только вот охрана… это может быть интересно.
Несмотря на положение отца и на общие дела, мужики в форме охраны хоть и не подходят к нам близко, все равно сопровождают, пока идем по аллее от парковки до главного входа. Впервые оглядываю внутренний двор не бегло, со скукой, а думая о том, как Аман с рыжим собираются сюда проникать. От мысли, что я тоже пойду с ними, внутри проходит дрожь предвкушения. Почему мне раньше не пришло в голову заняться чем-то подобным?
Стоит нам одолеть ступеньки, как оранжевая, облицованная янтарем дверь распахивается, и на пороге нас встречает высокий мужчина в очках. Его золотистые волосы собраны в неаккуратный, чуть растрепанный хвост, свободная рубашка топорщится, из-за того, что заправлена косо, но это не мешает ему счастливо улыбаться, энергично пожимая руку отцу.
— Здравствуйте, рад вас видеть, — обрадованно возвещает Лукьян, пропуская нас внутрь. — Проходите.
А тут ничего не изменилось с моего последнего посещения. Все те же высокие, украшенные янтарем стены, все те же разговоры. Только вот, если раньше я считал, что все эти камни просто указывают на отвратительный вкус ученого и его помешательство на оранжевом, то теперь я понимаю, для чего это, и… не знаю. Жутко от мысли, что кто-то предпринял столько усилий, чтобы защититься от Амана.