Расколотый берег
Шрифт:
– Палачи! – крикнул мужчина в поднятом вязаном шлеме слева от Кэшина. – Только и можете, что детей убивать.
– Сволочи! – поддержала его женщина справа. – Подонки!
В коридоре и небольшом зале суда было людно. Они с трудом протиснулись к обвинителю, старшему констеблю.
– Все переменилось, – сказал Кэшин. – Не возражаем против выпуска под залог.
Она кивнула:
– Слышала уже.
Они заняли свои места на стороне обвинения. Дав огляделся.
– Мы тут единственные
– Может, сбивается с ног в поисках замены Ка-Ди и Престону, – предположил Кэшин.
Дав быстро глянул на него, сверкнув стеклами очков.
Вошли Хелен Каслман и какая-то пожилая женщина. Кэшину показалось, что Донни – точная ее копия.
Ровно в двенадцать пятнадцать под приветственные крики в зал ввели Донни Култера. Он смотрел только на женщину рядом с Хелен Каслман. Та в ответ улыбнулась ему и ободряюще подмигнула.
Присутствующих попросили замолчать, потом встать. Вошел и занял свое место судья. Круглое розовое лицо и зачесанные на лысину жидкие седые пряди делали его похожим на преждевременно постаревшего ребенка.
Обвинитель представил Донни, объявил, что тот обвиняется в попытке убийства. По аудитории пробежал недовольный ропот, и пришлось снова призвать к порядку.
– Решение принято под явным давлением, ваша честь, – сказал обвинитель, – но обвинение не возражает, чтобы обвиняемого выпустили под залог.
Судья взглянул на Хелен Каслман и кивнул.
Она поднялась.
– Я Хелен Каслман, ваша честь, представляю интересы мистера Култера и настаиваю на том, чтобы он был отпущен под залог. Мой клиент никогда не привлекался к уголовной ответственности, а обвинение ему предъявили при невообразимо трагических обстоятельствах. Всего несколько дней назад на его глазах погибли его двоюродный брат и друг, погибли в результате несчастного случая с участием полицейских…
С галереи раздались хлопки и крики одобрения. Судебный чиновник опять потребовал тишины в зале.
– У нас здесь суд, а не митинг, миссис Каслман! – хриплым голосом заметил похожий на ребенка судья.
Хелен Каслман кивнула:
– Я и не собиралась ораторствовать, ваша честь. Мой клиент – ни в чем не повинный мальчик, жертва обстоятельств. Он потрясен тем, что произошло, он должен сейчас находиться дома, вместе с семьей, и готов предоставить все сведения, которые может затребовать суд. Благодарю вас, ваша честь.
Судья нахмурился:
– Обвиняемый выпускается под залог. Он должен находиться дома с девяти часов вечера до шести часов утра и обязан ежедневно отмечаться в полицейском участке Кромарти.
Послышались аплодисменты, шум, призывы соблюдать тишину.
Кэшин посмотрел
Они прошли мимо Хелен Каслман, у которой наперебой брали интервью прямо на ступеньках суда, но до самого участка не могли отстать от настырных телевизионщиков. Дав категорически отказался отвечать на вопросы.
– А для вас комнату обустроили, шеф, – доложил Кэшину дежурный полицейский. – Поднимаетесь наверх, там налево, и последняя дверь справа.
Оказавшись в комнате, Дав огляделся и только покачал головой.
– Обустроили? – присвистнул он. – Открыли засранную кладовку! Обустроили, называется!
Их взорам предстали сдвинутые столы, два компьютера, четыре колченогих стула, обрывки старых газет, бумаг, коробок из-под пиццы и гамбургеров, раскиданные повсюду пластиковые стаканы и ложки, сломанные ручки, мятые банки из-под напитков.
– Как будто в доме у студентов-художников, – проворчал Дав. – Бардак!
Он подошел к окну, открыл задвижку, попробовал было приподнять раму, но не сумел, со всей силы шарахнул кулаком по раме, снова попробовал. На шее у него напряглись все жилы, а рама все не поддавалась.
– Вот черт! – досадливо бросил он. – Здесь дышать нечем!
– Что, в горлышко побрызгать?
– Я тебе не астматик! – окончательно разозлился Дав. – Здесь просто дышишь воздухом, который уже десять тысяч раз прошел через чьи-то гнилые зубы, больные гланды и нездоровый кишечник.
– Я ничего такого не имел в виду. У некоторых бывает и астма, – заметил Кэшин.
Хочешь не хочешь, а жить им предстояло вместе.
Дав взял стул, сел, положил ноги в начищенных черных ботинках на крышку стола. Почти новые ботинки сверкали безупречной чистотой и ярко-желтыми подошвами.
– Ладно, ладно, – примирительно бросил Дав. – Я же сказал – нет у меня астмы.
– Ну и хорошо. Представляю, что начнется, если защите вздумается пристегнуть Люка Эриксена к делу Бургойна. Люк все равно погиб, так что ему без разницы.
– Если бы там был Донни, и ему досталось бы.
– Если бы был… – повторил Кэшин. – Вот в чем вся загвоздка. А если такое и случится, его старший брат повернет все в другую сторону: не был, не участвовал, и все такое.
Вдруг раздался громкий треск, и от неожиданности сердце отчаянно подпрыгнуло у Кэшина в груди. Веревка рамы прогнила, и половина рамы, с трудом приподнятая Давом, с грохотом открылась. Большое стекло дрогнуло, а в нем качнулся и окружающий мир.