Расколотый берег
Шрифт:
Не открывая глаз, Майкл снова заговорил:
– Меня уволили три недели назад. Я занимался поглощением большой компании, кто-то слил информацию, ну все и пошло к чертям собачьим. Свалили на меня.
– Почему это?
Брат опять закрыл глаза.
– Меня сфотографировали кое с кем из той компании.
– Ну и что?
– Да ничего. Так, целовались на ступеньках перед моим домом.
– Ну и…
Майкл открыл свои черные глаза, поморгал длинными ресницами, повернулся
– Это был он, – сказал брат.
Кэшина вдруг страшно потянуло закурить. То, что брат – голубой, никак не укладывалось в голове. Когда-то давно Майкл был обручен с молодой женщиной, врачом. Сиб показывала ему фотографии с той вечеринки – тонкая курносая блондинка держит в руке с короткими ногтями бокал шампанского.
– Целовались, и все?
– Задержались допоздна на собрании – до одиннадцати, потом встретились на парковке, зашли ко мне выпить.
– Секс был?
– Был.
– Ты ему что-нибудь рассказывал?
– Нет.
– Ну ладно, – ответил Кэшин. – Бывает и хуже.
Брат снова закрыл глаза; между бровями у него залегли глубокие морщины.
– Он покончил с собой, – продолжил Майкл. – Через день после того, как от него ушла жена и забрала с собой троих детей. Отец у него – судья, учился в юридической школе вместе с президентом моей фирмы.
Кэшин тоже зажмурился, запрокинул голову и стал прислушиваться: тихо гудела электроника, сновали туда-сюда машины, где-то далеко тарахтел вертолет. Он сидел так очень долго, а когда открыл глаза, то увидел, что Майкл смотрит на него.
– Ты как? – спросил брат.
– Нормально, – ответил Кэшин. – Дело-то серьезное.
– Да. Мне сказали, ты приезжал ночью. Спасибо, Джо.
– Не за что.
– Плохой из меня брат.
– Ну, из меня тоже. Может, хочешь с кем-нибудь поговорить? Психиатр нужен?
– Нет. Я у них уже был. Знаешь, сколько денег оставил? Я помог им купить дома в Байрон-Бей, но они-то мне так и не помогли. У меня хроническая депрессия. Ясно и просто. Это не лечится. Что-то там с мозгами, наверное наследственность.
Кэшин почуял недоброе.
– Может, лекарства? – спросил он. – Говорят, от этого дела есть всякие лекарства.
– Толку-то… Когда сидишь на антидепрессантах, не сумеешь работать по шестнадцать часов в сутки, не перелопатишь гору бумаг, не залезешь во все дыры, не сможешь давать необходимые ответы. У меня депрессия совсем другая, не то что вдруг пыльным мешком по голове. Она всегда со мной, внутри. Я работаю, только таким способом можно от нее спастись – не расслабляться, ни единой свободной минуты. Но отрады-то никакой нет! С тем же
Майкл тихо заплакал, и слезы хрустальными ручейками побежали по его впалым щекам.
Кэшин положил руку на руку брата, но тот даже не пошевелился. Он не знал, что делать, – утешать мужчин ему прежде как-то не приходилось.
– Мне все сразу рассказали: и о фотке, и о смерти Кима, – снова заговорил Майкл. – Я поехал в аэропорт, сел в самолет, пил, спал, снова пил, а потом, когда стало совсем уже хреново, закинулся таблетками. – Слабо улыбнувшись, он попробовал пошутить: – По-моему, я за всю жизнь столько тебе не рассказывал.
В дверях показалась медсестра.
– Пьете? – строго спросила она. – Это очень важно, не забывайте.
– Пью, пью, – откликнулся Майкл. – Как там джин-тоник, не рановато?
В ответ сестра лишь покачала головой. Кэшин заметил, что вид Майкла ей нравится. Она вышла.
– Кто вас сфотографировал? – спросил он.
Брат пожал плечами:
– Понятия не имею. Фоток много получилось – пять или шесть. Наверное, кто-то стоял на другой стороне улицы.
– За тобой или за ним следили. Как думаешь – кто?
Брат опять пожал плечами.
– Когда слили информацию? До того или после?
Майкл пригладил волосы.
– Ты ведь полицейский, я и забыл. После, через день или два. Об этом узнали на собрании, на следующее утро. Собственно, сейчас это уже не важно. Кима нет, моя карьера пошла к черту, двадцать лет работы и все впустую…
– Опасная у тебя работенка.
Майкл вспомнил, как он сам когда-то это говорил, и печально улыбнулся.
– Поехал бы ты к Сиб, пожил у нее, – предложил Кэшин. – Поможешь ее мужу травить розочки.
– Да ладно… Поживу у одной подруги, комнат там хватит. Таблетки попринимаю, пить перестану. Гимнастикой заниматься начну. Выкарабкаюсь.
Братья помолчали.
– Выкарабкаюсь, Джо. Правда, – повторил Майкл.
– Чем тебе помочь? – спросил Кэшин.
– Ничем. – Майкл опустил левую руку. Кэшин осторожно взял ее в свою. – Не знаешь, что такое депрессия, да? – спросил Майкл.
– Нет, – соврал Кэшин.
– Отлично, просто отлично. Значит, у тебя нет нашей проклятой наследственности.
– Ты о чем это?
– Ну, у отца это было, теперь у меня. Может, у всех в нашем роду. У Томми Кэшина – точно. Мать говорила, ты его дом начал ремонтировать. Все мы одинаковые, только он – самый отъявленный. Как будто дом хотел с собой на тот свет забрать.
– А что с отцом?
Майкл убрал руку брата.
– Мать разве тебе не говорила?