«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России
Шрифт:
Более того, даже отсидев затем 10 месяцев за революционную деятельность в Таганской тюрьме в Москве, после того как его арестовали вместе с братом Германом [1664] на съемной квартире (а вышли на него опять же через Миловидову — все дело в страсти), ему в 1893 г. разрешили вернуться на службу, сохранив воинское звание. Только «в наказание» перевели дослуживать в 12-й Великолукский пехотный полк в Тулу, правда, сначала поместили на казарменное положение. Но ненадолго. Здесь вновь оказался востребованным инженерный талант Красина: командир полка поручил ему наблюдение за постройкой нового учебного лагеря. Режим был настолько «жесткий», что он мог неделями кататься с Любочкой, посещая местные достопримечательности, в частности Ясную Поляну. Здесь ему даже удалось подискутировать с великим писателем о марксизме. Но Лев Толстой не стал особо тратить время на этот пустой, с его точки зрения, спор, просто повернулся и ушел. Вскоре Красина и вовсе демобилизовали в запас, хотя военный министр предлагал лишить его звания и поместить на четыре месяца в военную тюрьму. Но бумага где-то затерялась. Бывает. Россия, знаете ли, бюрократия.
1664
Красин Герман Борисович (1871–1947) — доктор технических наук, директор Государственного института сооружений (1927–1929), член-корреспондент Академии
Красин Александр Борисович (1876/1879–1909) — инженер, покончил с собой 10 сентября 1909 г.
Красин Борис Борисович (1884–1936) — композитор, музыковед.
Потом бывали еще аресты, но прямых улик против Красина не обнаруживалось. Возможно, отчасти сказывалась и хорошая осведомленность самого Леонида в тонкостях полицейской работы. Отец революционера Борис Иванович служил ни много ни мало начальником полицейского управления Тюменского округа, размеры которого и представить-то страшно. Это и сейчас огромный край, а тогда — ни тебе дорог, ни вездеходов, ни вертолетов. Отец часто брал двух старших мальчиков с собой в служебные поездки, а сыскное дело он знал хорошо, ибо поднялся до своей высокой должности с самых низов. А мальчишки, они такие, тем более смышленые, — как губки впитывали в себя все разговоры взрослых. И уж точно с малолетства знали, что такое засады, облавы, да и грабежи и убийства тогда в Сибири случались нередко. Борис Иванович — честный служака царю и отечеству — был большой мастак раскручивать подобные дела, за что и поощрялся регулярно начальством. Правда, и в его судьбу, как утверждал Леонид Борисович, в итоге все же вмешалась политика: в 1887 г. его осудили то ли за взяточничество, то ли за превышение служебных полномочий. Суд, не особо вдаваясь в детали, лишил его всех чинов и приговорил к ссылке в Иркутскую губернию. В общем, из Сибири в Сибирь. И хотя в итоге Борису Ивановичу вернули все чины и награды, восстановив в правах, но приговор так и не отменили [1665] . Понятно, что все это не добавило братьям Красиным любви к царскому режиму.
1665
Б. И. Красин умер в 1901 г. в возрасте 55 лет.
Время за решеткой Леонид также проводил не без толку, упорно используя свой «отдых» на нарах за счет казны для самообразования, особенно для изучения иностранных языков, в первую очередь немецкого, как главного на то время средства познания технического прогресса. Это явно не типичный подпольщик-агитатор, склонный к пространным пустопорожним разглагольствованиям о светлом будущем общества социального равенства, а убежденный боевик с инженерным уклоном, внешностью и манерами потомственного интеллигента. С таким охранке и ее филерам было трудно совладать. За ним твердо закрепилось звание мастера конспирации, хотя Красин еще не раз попадал в серьезные передряги, в том числе и с финской полицией, которая даже арестовала его в столь любимой им Куоккале. И пусть при обысках особо подозрительного вновь ничего не нашли, ему реально грозила виселица, попади он в Россию из Великого княжества. Но все обошлось. Финская полиция не очень-то считалась с запросами из Петербурга и всегда старалась найти формальный повод, чтобы их не выполнять. Так произошло и с Красиным: его отпустили за день до того, как поступили документы на экстрадицию в большую Россию. А дальше дело техники, и вот он уже на борту парохода по пути в Швецию [1666] .
1666
Эрлихман В. В. Леонид Красин. С. 40–43, 63. (Для сведения читателей: информация о детских, юношеских, студенческих годах и начале революционной деятельности Красина почерпнуты мною частично из указанной книги. Очень интересная работа.)
Работая как-то в архивах Хельсинки, я обратил внимание на наличие массы документов, свидетельствовавших о том, что власти Финляндии весьма лояльно относились к деятельности русских революционеров на своей территории, где царская полиция практически не имела никаких прав. Только на линиях железной дороги и станциях действовали немногочисленные посты русской жандармерии, полномочия которой ограничивались буквально шириной колеи чугунки. Финская же полиция жестко преследовала простых российских торговцев или крестьян, безжалостно штрафуя их за мнимые нарушения. В финских архивах мне приходилось читать многочисленные рапорты жандармских офицеров генерал-губернатору, где они возмущались подобным поведением местных сил правопорядка, пытаясь защищать права русских подданных, однако это был глас вопиющего в пустыне. В то же время финская полиция превращалась в слепых котят, когда дело касалось политических противников царского режима, если только уж очень разухабистые российские боевики, среди которых особенно много встречалось латышей по национальности, не совершали в Финляндии дерзкие уголовные преступления. Они, совершенно не стесняясь гостеприимных хозяев, грабили банки с целью пополнения партийной кассы.
Бесценный опыт многолетних игр в прятки с царской охранкой пригодился Красину и при новом режиме. А его заступничество реально помогло сохранить многих прекрасных специалистов, крайне нужных стране, от страшного и зачастую слепого красного террора [1667] . Но теперь времена изменились. И с него, влиятельнейшего Красина, могут спросить за многое, в том числе даже за невинные мужские шалости (которые вроде бы и не очень-то осуждались однопартийцами) с женами тех, кого он спасал из-под ареста: чем не предлог для обвинения в злоупотреблении служебным положением в наркомате? Благо хоть слово «харрасмент» тогда в русский обиход еще не вошло. А то бы и за это могли привлечь. Зато хорошо распинали за «разложение в быту». Правда, за это как будто не сажали, но вот из партии попереть могли. А это уже первый шаг к тюремной камере и арестантской робе.
1667
Либерман С. Дела и люди. Гл. Х.
Так что Красин четко сознавал, что в итоге дело может дойти и до него. А поводов поволноваться было более чем достаточно. Еще в январе 1922 г. Ленин, недовольный непозволительными промедлениями при закупках зерна за границей, писал Красину: «Если не купите в январе и феврале 15 миллионов пудов хлеба, уволим с должности и исключим из партии. Хлеб нужен до зарезу. Волокита нетерпима. Аппарат Внешторга плох. С валютой волокита» [1668] .
Или вот, например, иной случай. Вроде бы невинный, но это как посмотреть или подать в нужный момент. Леонид Борисович активно использует служебные возможности для трудоустройства своих многочисленных родственников в подведомственный ему аппарат, в первую очередь в организации, занимающиеся продовольственным снабжением армии и государственных органов. Не оставляет их своей заботой, включая направления в зарубежные командировки, что практически немыслимо в те годы
1668
Ленин В. И. ПСС. Т. 54. С. 127.
1669
Красина (Лушникова) Софья Борисовна (1875/1878–1954) — младшая сестра Красина. Вышла замуж за богатого промышленника М. А. Лушникова (при Красине работал в НКВТ), которого пережила на восемь лет. Имела сына — Алексея Лушникова. Была госслужащей. По смерти Леонида Борисовича ей назначили ежемесячную выплату в 120 руб.
1670
Вопросы истории. 2002. № 4. С. 103.
Со временем, особенно по возвращении в Москву после продолжительных зарубежных вояжей, происходящие в России перемены начинают пугать Красина, тем более учитывая характер его деятельности, а также некоторые вольности, которые он себе позволяет в вопросах пополнения собственного бюджета, в частности приватные торгово-экспортные операции. В стране создается специальная Комиссия по борьбе со взяточничеством. Ее председателем ожидаемо назначают Дзержинского. 25 сентября 1922 г. Феликс Эдмундович обращается со специальным письмом в Политбюро ЦК РКП(б). «Взятка, — пишет железный чекист, — стала чем-то обыкновенным и обязательным, о ней говорят открыто, как о чем-то узаконенном: взятки буквально разлагают личный состав государственных и кооперативных учреждений, взятка срывает наши хозяйственные планы и обескровливает государственные ресурсы; взятка становится рычагом в хозяйственной жизни Республики: атмосфера взяточничества захлестнула и нашу партийную среду».
И что же Красин? Он в чрезвычайном смятении. «Вводят уголовный и гражданский кодекс и шпарят расстрелы за обычную какую-нибудь взятку, — делится он своими переживаниями с супругой. — Конечно, коррупция везде страшная, но репрессиями ни черта не поделаешь, надо тут более глубокие меры и терпение, только с годами все эти безобразия можно изжить…» [1671] Похоже, опасения, будоражащие душу Красина, постепенно передаются и его близким.
Очевидно, что привычный Красину миропорядок вседозволенности для больших советских сановников, в котором он весьма комфортно устроился, начинает рушиться. И, наверное, где-то в глубине души Красин прекрасно сознает, что и он сам, и его действия прекрасно укладываются в эту самую общегосударственную атмосферу коррупции.
1671
Там же. С. 113.
Взять хотя бы то, как он отмазывал своего пасынка от призыва в армию в тяжелейшее для Советской России время начала 1919 г. «Володя [1672] , вероятно, возьмет место в Минске в продовольственной армии, что его спасет от солдатчины: он ведь призывной, а свидетельствуют очень либерально, и вид у него далеко не больного, — совершенно откровенно пишет он жене об этом. — Посылать его на Украину пока опасаюсь, но, когда там положение более определится, можно будет перевести его еще в более хлебные места» [1673] . И вскоре такое «хлебное место» находится — Минск. «Он служит в военно-продовольственных комиссиях, которые мне подчинены, почему и разрешение от меня требуется. Уверен, что там ему живется не плохо: город небольшой, там и еда, и дрова есть, это сейчас главное» [1674] . Ну, а раз «мне подчинены… и разрешение от меня требуется», то великовозрастный оболтус уже там, а не в казарме. А в том, что Володя Кудрей действительно оболтус, мы еще убедимся. Примерно так же Красин «отмазывает» от армии и второго сына жены. При этом не стесняется называть имена тех старых большевиков, на помощь которых он рассчитывает в данном вопросе. Как тут не вспомнить Афганистан или Чечню, где, как говорили с горечью бойцы, воевала не советская или российская армия, а рабоче-крестьянская — по социальному составу, разумеется. «Не стучись беда в панельный дом…»
1672
Кудрей Владимир — сын Миловидовой от первого брака с Дмитрием Николаевичем Кудрявским, профессором Дерптского университета (Владимир изменил фамилию на Кудрей) См.: Koudrey V. Once a Commissar. New Haven, 1937.
1673
Вопросы истории. 2002. № 3. С. 80.
1674
Там же. С. 85.
Так что нельзя исключать наступления такого момента, когда и к самому Леониду Борисовичу могут прийти и спросить за его грешки, пусть и незначительные, как он сам, вероятно, считал, но грешки. А раз они есть, то остальное — вопрос, как на них посмотреть. Ведь могут вспомнить все: и трудоустройство в подведомственные ему организации родственников, и направление их за рубеж за государственный счет, и перевод денег семье за границу по различным схемам, да и многое другое…
Например, назначения по линии НКВТ за границу бывшего мужа его жены — Окса [1675] . Или, того хуже, нелегальный вывоз за границу драгоценностей и валюты его давней любовницей Марией Чункевич. А это в условиях беспощадной классовой борьбы с контрабандой со стороны контрреволюционных элементов — такое преступление, что и на ВМСЗ, высшую меру социальной защиты [1676] , тянет. Красину ли не знать? Это вам не невинные шалости со льготами для родственников.
1675
Окс Виктор Борисович (1879–1954) — сын известного в Одессе врача и издателя Бориса Абрамовича Окса. Учился на юридическом факультете столичного университета, но дважды отчислялся за революционную деятельность. В результате окончил Новороссийский университет в Одессе. Совмещал адвокатскую практику с публицистикой, писал повести, романы, историческую прозу. В 1917–1921 гг. работал в строительных структурах ВСНХ. Затем с сентября 1921 г. заведующий правовым подотделом Петроградского отделения НКВТ, в 1922–1923 гг. юрисконсульт в торговой делегации РСФСР в торгпредстве СССР в Турции, с 1924 г. представитель Нефтесиндиката в Англии. На родину не вернулся, став невозвращенцем. С 1927 г. жил во Франции. В браке с Миловидовой имел сына Андрея (см. примеч. 94 к гл. 21) и дочь Нину. Нина Окс (в замужестве Филиппова) — литературный секретарь М. Горького на Капри.
1676
Внесена в уголовное законодательство СССР и республик 31 октября 1924 г. До этого применялась ограниченно.