«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России
Шрифт:
Вот читаешь вышеприведенное письмо Леонида Борисовича от 6 июля 1922 г. и невольно приходишь в ужас от тяжелой доли дипломата (хотя бывает и такое, по личному опыту знаю), особенно от климата Нидерландов [1695] . Но уже через пару-тройку дней, оторвавшись от важных государственных дел, нарком пишет другое письмо. В нем тоже и про плохую погоду, и про «свинцовое осеннее небо, холод», и про «страшное уныние». И вдруг: «Как у тебя с визой? Если ты ее получишь, я был бы счастлив с тобой здесь увидеться. И даже незачем оставаться в Роттердаме, а можно бы остановиться в Гааге или даже в Schweningen’е (это в 10 минутах от Гааги, морское купание, где мы живем). Если конференция пойдет как сейчас, то у меня довольно много времени и мы много могли бы быть вместе» [1696] . Оказывается, дело совсем не в погоде, а в женщине, другой женщине, появившейся в жизни Леонида Борисовича
1695
С 6 июля 1922 г. Красин с Литвиновым, Сокольниковым и Крестинским находился в Гааге для участия в конференции по финансовым претензиям к России.
1696
Вопросы истории. 2005. № 10. С. 55.
Естественно, как истинный джентльмен Красин отправился на курорт не один, прихватив с собою Тому, Тамарочку Миклашевскую. Понятное дело, в связи со служебной необходимостью. Ну, и не то чтобы он не приглашал законную супругу с собой на отдых. Но делал это как-то вскользь, неопределенно, ссылаясь на неясность собственных планов: «Отпуск мне дан, но когда я его использую — неизвестно» [1697] . И Любови Васильевне пришлось отправиться в Италию одной, ибо супруг на тот момент был чрезвычайно занят делами. Так в очередной раз пришлось ей проглотить эту горькую пилюлю, смирив свою, подпитываемую ревностью, гордыню.
1697
Там же. 2002. № 4. С. 104.
И вот здесь возникает интересный вопрос: была ли его молодая любовница в тот момент беременна от Леонида Борисовича? Судя по его письмам жене, в феврале 1923 г. супруга Фрумкина родила. При этом Красин расписывает своей супруге ужасные условия, в которых ей приходилось произвести на свет ребенка.
Однако вернемся к делам семейным наших героев. Здесь на себя обращает внимание одно интересное обстоятельство. С начала 1923 г. Красин все чаще начинает намекать на собственные финансовые проблемы, связывая это с «вечно растущими расходами» и «падением курса рубля». Описывая повседневную жизнь в советской столице, он явно не скупится на черные краски, тем более что это ему ничего не стоит: «Тут надо либо быть в какой-то вечной противной охоте за всякими случаями и способами, чтобы если не улучшить, то хоть удержать на прежнем уровне автоматически ухудшающееся из-за растущей дороговизны положение, либо стоически вести спартанский образ жизни, вроде Фрумкина, который чуть-чуть не уморил жену, предоставив ей рожать в какой-то демократической лечебнице, не умея и не желая пойти в какую-то инстанцию, попросить несколько бумажных миллиардов, без чего ни хорошего доктора, ни теплой и чистой постели не получишь» [1698] .
1698
Там же. С. 114.
Ну, на счет «спартанского образа жизни» Фрумкина я, откровенно говоря, сомневаюсь. Но вот почему Красин все это написал Любови Васильевне, тут позволю себе высказать догадку. Возможно, ему очень не хотелось, чтобы проявлявшая в последнее время все большее беспокойство супруга приехала в столь деликатный момент в Москву. Либо он стремился хоть в чем-то успокоить жену, сыграть на ее ревности: вот, мол, как плохо приходится разлучнице. Хотя, безусловно, я наверняка не знаю — была ли у Фрумкина к тому моменту другая спутница жизни или речь все же идет о Тамаре.
Если это так, то равнодушие, которое проявил Фрумкин к своей супруге, пусть и неофициальной, вполне объяснимо: он знал, что ребенок не его. А Красин, описывая страдания роженицы Любови Васильевне, хотел несколько успокоить законную супругу: всегда приятно узнать о неприятностях соперницы.
Но, возможно, это и не так, ну не совсем так. Судя по данным, которые я почерпнул из интереснейшей книги Вадима Эрлихмана «Леонид Красин: Красный лорд», Миклашевская родила Леониду Борисовичу дочь Тамару 17 сентября 1923 г. И Красин всегда признавал ее своей, обожая «любимых моих девочек» [1699] . То есть обеих Тамар.
1699
Эрлихман В. В. Леонид Красин. С. 300.
Тогда остается только признать: отдых в Таормине настолько благоприятно сказался на состоянии здоровья Леонида Борисовича, что число его потомков в установленные природой сроки благополучно увеличилось. Вопрос, конечно, интересный, но адресуем его биографам Леонида Борисовича (я на эту роль, безусловно, не претендую): пусть разбираются в сих хитросплетениях богатой событиями жизни Красина.
1700
Гостиница «Эксельсиор-палас» (Excelsior Palace Hotel), открывшаяся в 1904 г., существует и поныне. Она стала символом города. Я там не был. А вдруг…
1701
«Праздник, который всегда с тобой» — так называется книга воспоминаний американского писателя Эрнеста Хемингуэя о его жизни в Париже. Лучше, по-моему, сказать невозможно. К тому же творчество этого великого автора очень близко людям моего поколения. А кто не читал, пусть прочитают.
Однако по возвращении в Москву дела у Красина пошли не лучшим образом. Да, он добился от Муссолини вроде бы обещания нормализовать российско-итальянские отношения и заключить торговый договор. Успех? Безусловно. Но здесь, как назло, стали ходить упорные слухи, будто Красин настолько переродился в общении с британскими капиталистами, что буквально согласился на капитуляцию перед империалистами. При этом на полном серьезе утверждалось, что Ллойд-Джордж перед отъездом в Геную якобы заявил: «Я имею обещание от Красина, что Россией будет возвращена частная собственность иностранцев и уплачены долги» [1702] .
1702
XII съезд РКП(б). С. 137.
И тут было не важно: говорил это Красин или нет. Ибо главная проблема состояла в урезании полномочий Красина, а цель партократии — в получении доступа к благам заграничного товарообмена. На этом фоне вновь обострилась борьба вокруг вопроса сохранения монополии внешней торговли. Дело в том, что Красин продолжал занимать пост главы НКВТ и рассматривал любые попытки поставить под вопрос целесообразность ее сохранения как прямое посягательство на свои исключительные права. Он яростно отстаивал монополию своего ведомства, а точнее свою собственную, на полный контроль товарооборота с зарубежьем. И это ему до поры до времени удавалось.
Но здесь вновь помог его величество случай.
9 мая 1923 г. лорд Керзон, ну, тот самый, который отказался в свое время пожать руку Красину, выступил с документом, который в итоге нам всем известен как «ультиматум Керзона». В общем, лорд Керзон прочно вошел в мировую историю и линией, и ультиматумом.
Конечно, документ не носил такого помпезного названия, но столь коротким и емким определением советской пропаганде казалось проще мобилизовать массы трудящихся на гневное осуждение и борьбу с документом, которого в России никто и не читал, кроме, возможно, узкого круга специалистов в Москве. По факту же этот демарш главы Форин-офиса связан с торговым договором 1921 г., точнее, с теми нарушениями, которые англичане приписывали СССР. И здесь, не считая претензий по поводу захвата британских рыболовецких судов, вновь все сводилось главным образом к обвинениям в проведении большевиками широкомасштабной антибританской пропаганды на Востоке — яблоко раздора закатилось в сакральные для Лондона Кабул и Тегеран. В общем-то, как видим, ничего не изменилось по сравнению с XIX в. И это явление совершенно не зависит от того, кого коронуют в Москве или кто сидит в Кремле. Да и сейчас вроде бы то же самое. Я не буду подробно останавливаться на роли Красина в урегулировании этого вопроса, отмечу только, что он не преминул воспользоваться представившимся шансом проявить свои дипломатические способности в Лондоне. К тому же 10 мая 1923 г. в ресторане в Лозанне террорист застрелил Воровского, который должен был заменить Красина на должности торгпреда в Лондоне. Звезды сошлись.
Но официально, конечно, Красин бросился спасать свое достижение — торговый договор — и объявился в Лондоне уже 13 мая, совершив для этого весьма длительный по тем временам авиаперелет из Москвы через Берлин. И стало ясно, что его там помнят, и пресса вновь доброжелательно внимала речам своего советского любимца, пылко и образно защищавшего свое детище. Если не торговля, то что? Война? Войны, понятно, никто не хотел, уж больно свежи были воспоминания о мировой бойне. И Красина слушали. Даже строптивому Керзону пришлось несколько поумерить свое чванство истинного джентльмена и лично встретиться с Леонидом Борисовичем.