«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России
Шрифт:
Монтегю Норман, оставивший заметный след в банковской истории Великобритании, был крайне нелюдимым человеком. Недаром автор весьма популярной на Западе, да и в России книги «Повелители финансов» Лиакват Ахамед, кстати, имеющий огромный практический опыт работы в инвестиционном банкинге, назвал главу, посвященную Монтегю Норману, «Странный и одинокий». Я специально поинтересовался, как же называется этот раздел на языке оригинала и выяснил — «A strange and lonely man». Как видим, перевод весьма точно передает идею автора.
Монтегю Норману повезло родиться в семье потомственных банкиров: «его мать и отец происходили из двух самых известных финансовых династий Англии» [1084] . А его дед являлся старшим партнером «Браун Шипли» [1085] и компаньоном американского инвестиционного дома «Братья Браун» [1086] более 35 лет. Так что «его профессиональная генеалогия была безупречна». Но «Монтегю Норман, казалось, с малых лет был плохо приспособлен к жизни. Поступив по семейной традиции в престижный Итон, — пишет Ахамед, — он предпочитал держаться особняком» [1087] .
1084
Ахамед Л.
1085
Brown Shipley & Co. Limited — существующая и сегодня британская инвестиционная и кредитная компания со штаб-квартирой в Лондоне (рядом с главным историческим зданием Банка Англии), основанная в 1800 г. Предоставляет услуги, в т. ч. консультационные, частным и корпоративным клиентам в области планирования управления финансовыми активами, инвестициями и организации кредитования. С момента своего основания действовала как торговый банк, но с 1946 г. является компанией с ограниченной ответственностью. В последние годы заметно расширила свою деятельность, открыв новые офисы в Манчестере, Эдинбурге и Бирмингеме.
1086
Brown Brothers & Co. — основан в 1818 г. в Филадельфии как инвестиционный банк, просуществовал до 1931 г., когда слился с фирмой «Братья Харриман» (Harriman Brothers & Co.), образовав компанию по управлению активами и частными состояниями «Братья Браун, Харриман и К°» (Brown Brothers Harriman & Co.), существующую и по сей день.
1087
Ахамед Л. Повелители финансов. С. 33.
В 1892 г. Норман начал работать в качестве стажера в семейной фирме «Мартинс-банк» (Martins Bank), где были партнерами его отец и дядя. В 1894 г. он решил перейти в банк деда по материнской линии «Браун Шипли», что позволило ему уехать в Нью-Йорк, где он два года проработал в офисе опять же семейной компании «Братья Браун». В Большом Яблоке Норман чувствовал себя комфортнее, чем в Лондоне.
В конце июля 1913 г. он вновь партнер в банке «Браун Шипли». По-прежнему холост в свои 43 года. Живет один в компании семи слуг близ Холланд-парка в Уэст-Энде в двухэтажном особняке Торп-лодж, имеющем «аскетический и мрачный вид», который делает его «похожим на монастырь миллионера». Любимое развлечение Нормана — концерты камерной музыки Брамса и Шуберта в исполнении известных струнных квартетов, которые проходят в огромной музыкальной комнате его особняка со сводчатым потолком. На них Норман единственный слушатель и ценитель: «он предпочитал вращаться в более пестрых кругах художников и дизайнеров» [1088] .
1088
Там же. С. 33, 37.
К середине 1915 г. Норман разругался с компаньонами и отошел от дел в «Браун Шипли». Его пригласил быть своим нештатным советником (неофициально и без оклада) заместитель управляющего Банком Англии Брайен Кокейн. Возможно, сыграло роль то обстоятельство, что оба его деда входили в Совет директоров Банка Англии, обоим предлагали быть его управляющим. Правда, согласился только один.
В общем-то «никого не удивило, — пишет Лиакват Ахамед, — что с такой родословной Монтегю Норман в конце концов оказался в банке [Англии]. Тем не менее, когда он приступил к работе в 1915 г., за плечами у него была непродолжительная и не слишком впечатляющая карьера. Через несколько недель после его появления в банке лорд Канлифф, в ту пору губернатор [1089] , заметил: „Вон опять идет этот странный тип с рыжей бородой. Вы знаете, кто это? Я постоянно вижу, как он слоняется по банку как неприкаянный, словно не может найти для себя лучшего занятия“. Мало кто в ту пору предвидел, что этот „тип“ сделает головокружительную карьеру. В его прошлом не было и намека на то, что он способен возглавить центральный банк. Однако спустя три года его избрали заместителем управляющего, а еще через два — управляющим, и эту должность он будет занимать в течение неслыханного ранее срока — 24 года» [1090] .
1089
Особенность перевода, имеется в виду управляющий Банком Англии.
1090
Ахамед Л. Повелители финансов. С. 82–83.
Только 15 декабря 1915 г. Монтегю Норман был наконец-то назначен «ассистентом управляющего» Банком Англии и состоял в этом качестве до весны 1918 г., когда 28 марта занял должность заместителя управляющего. И затем, ровно через два года, опять-таки 28 марта 1920 г., стал управляющим Банком Англии [1091] . В марте 1916 г. Норман был «всего лишь консультантом заместителя управляющего» [1092] .
Так что говорить о том, что Барку удалось подружиться с Монтегю Норманом еще во время его приездов в Лондон во время войны, вряд ли уместно. Конечно, ничего нельзя исключать. Но среди многих сотен документов, относящихся к вопросам сотрудничества с Россией до октября 1917 г., которые мне пришлось просмотреть в архивах Лондона, да и в самих воспоминаниях Барка имя Нормана не встречается. К тому же его деловые интересы были далеки от тех вопросов, которыми занимался министр финансов России со своими западными партнерами.
1091
Bank of England Archive. M7/156. The Bank of England, 1914–1921. Vol. 1. P. 1.
1092
Ахамед Л. Повелители финансов. С. 90.
На мой взгляд, определенный свет на ситуацию с резким возвышением Барка в Англии проливает в своих воспоминаниях Коковцов. В декабре 1918 г. Владимир Николаевич в сопровождении довольно известного в то время околобанковского деятеля Г. А. Виленкина [1093] встретился в Лондоне с Ревелстоком. Лорд принял его с супругой чрезвычайно доброжелательно. Затем Коковцов описывает эпизод, когда Ревелсток вдруг пригласил его в соседнюю комнату. А далее я хочу предоставить слово самому Владимиру Николаевичу: Ревелсток «попросил не отказать ему в величайшем одолжении и дать слово, что я исполню его просьбу. Не понимая еще, что именно он имеет в виду, я сказал, что всегда рад исполнить его желание, а сейчас в особенности, когда вижу наглядные доказательства его расположения ко мне. По его звонку пришел его секретарь, которого я однажды видел в Петрограде. Ревелсток что-то сказал ему на ухо, тот вышел и вернулся через минуту, держа в руках чековую книжку. Ревелсток стал уговаривать меня принять ее от него, так как он уверен, что я нахожусь в трудном материальном положении, отказ мой его глубоко обидит и покажет только, что я не хочу верить в искренность его отношения ко мне. „Время переменчиво, — сказал он, — я верю, что все вернется в прежнее положение, и вы будете
1093
Виленкин Григорий Абрамович (1864–1930) — действительный статский советник, чиновник Министерства финансов, выходец из богатой еврейской семьи. Выпускник Дерптского университета. В Министерство финансов приглашен С. Ю. Витте в 1895 г. Поначалу назначен на должность помощника финансового агента в Лондоне, а с 1904 г. — финансовый агент правительства России в США, участник переговоров в Портсмуте в качестве секретаря и переводчика Витте. Затем с 1906 г. торговый представитель в Японии. В 1910 г. вновь в США. В России больше известен его родной младший брат — известный московский юрист и герой войны, полный георгиевский кавалер Александр Абрамович Виленкин (1883–1918), расстрелянный большевиками. Г. А. Виленкин был женат на Ирме Зелигман (Irma Seligman; 1871–1958) — дочери немецкого банкира Абрама Зелигмана (Abraham Seligman; 1833–1885), брата Иосифа Зелигмана (Joseph Seligman; 1819–1880), видного американского банкира, владельца банка «И. и В. Зелигман и Ко» (J. & W. Seligman & Co.), являвшегося одним из основателей «Стандард ойл компани» (Standard Oil Company) и «Дженерал моторс корпорейшн» (General Motors Corporation), инвестировавшего в железные дороги и ценные бумаги в России, строительство Панамского канала. Ирма приходилась двоюродной сестрой сверхбогатому американскому банкиру Исааку Ньютону Зелигману (Isaac Newton Seligman; 1855–1917) и внучкой основателям и совладельцам инвестиционного банка «Кун, Лёб и К°» (Kuhn, Loeb & Co.), выходцам из Германии Соломону Лёбу (Solomon Loeb; 1828–1903) и Абраму Куну (Abraham Kuhn; 1819–1892). Она также была племянницей чрезвычайно влиятельного американского банкира Джекоба (Якоба) Шиффа (был женат на Терезе — дочери Соломона Лёба и его супруги, сестры Абрама Куна). С 1875 г. Джекоб Шифф являлся компаньоном «Кун, Лёб и К°». Кстати, в 1883 г. другая дочь С. Лёба, Гута (1865–1956), стала женой Исаака Зелигмана.
1094
Коковцов В. Н. Из моего прошлого (1903–1919). Минск, 2004. С. 874.
Коковцова и Ревелстока связывали давние и тесные отношения. Насколько бескорыстные со стороны бывшего российского министра финансов, мне судить трудно. Однако у меня нет сомнений в другом: лорд был прекрасно осведомлен об истинном содержании отношений Барка и Ллойд-Джорджа. Возможно, потомственному банкиру, привыкшему сознавать и уважать законное право каждого участника на часть прибыли с выгодной сделки, показалось несправедливым, что весь гешефт от операций с русским золотом достался только одному человеку с той стороны — П. Л. Барку. И Ревелсток счел для себя принципиально важным поделиться этим доходом с человеком, с которым давно состоял в партнерских отношениях. Безусловно, в свое время и Коковцов, занимая пост министра финансов, дал банку Берингов неплохо заработать на операциях с российскими ценными бумагами. Поэтому, предлагая «бедному» беженцу, попавшему в трудную ситуацию на чужбине, чековую книжку, банкир пытался таким образом хоть в какой-то мере восстановить справедливость, как он ее понимал. Сам Коковцов не пишет, какая именно сумма стояла за той чековой книжкой, ведь без этого она стоила не более бумаги, из которой изготовлена. Однако для Коковцова важным было именно то обстоятельство, чтобы об этом факте узнали окружающие. И в этом плане намек на «общих знакомых в Лондоне» очень показателен: Коковцов дает Барку понять, что он знает о его истинной роли в судьбе золотых резервов России, знает о его измене и обогащении за счет этого предательства. Для меня смысл всего этого эпизода из воспоминаний Коковцова совершенно понятен и не вызывает сомнений. Конечно, со мной могут не согласиться, но я вижу этот факт так.
А вот свидетельство еще одного представителя российской эмиграции, уже известного нам бывшего министра земледелия А. Н. Наумова: «Опишу последнюю нашу с ним [Барком. — С. Т.] встречу в 1928 году, ровно через десять лет после ялтинского завтрака. Дежурный курьер доложил обо мне. После некоторого ожидания в банковской роскошной приемной я был впущен в большой светлый кабинет, великолепно отделанный в строго английском стиле красным деревом и уставленный массивной кожаной мебелью. Все кругом было чисто, тихо, богато и величественно. Из-за солидного письменного стола поднялся ко мне навстречу элегантно, как только в Лондоне это умеют, одетый, по-прежнему свежий, розовый, слегка поседевший, по-прежнему приветливый Петр Львович, который тепло меня обнял, усадил рядом с собой в удобное кресло и стал делиться своими лондонскими впечатлениями, ясно говорившими об исключительном успехе на службе и в жизни. Передо мной сидел человек, сумевший восстановить почти полностью условия своей профессиональной деятельности, материальную обеспеченность и видное положение в обществе» [1095] . Да, с последними двумя выводами автора не поспоришь.
1095
Наумов А. Н. Из уцелевших воспоминаний, 1868–1917: в 2 кн. Нью-Йорк, 1954–1955. Кн. 2. С. 367–368.
Определенно, Барк относился к той категории эмигрантов, которую А. Н. Наумов весьма точно определил, не называя прямо это слово. Это «некоторые лица, правда, весьма немногие, [которые] сумели всплыть [выделено мною. — С. Т.], выбраться на берег, хотя и на чужой, сумели быстро оправиться, окрепнуть и почти целиком восстановить свое прежнее личное благополучие. К этой категории „счастливых“ беженцев надо причислить и бывшего министра Барка. Благодаря установившимся в былое время финансово-банковским связям, личным способностям и практическому складу своего житейски-мудрого ума он сумел так поставить себя в Лондонских высших деловых сферах, что в несколько лет стал главным директором-распорядителем в одном из крупнейших банков на „Ломбард-стрит“, получил солидное содержание и имел честь быть принятым английским королем, который дал ему титул» [1096] .
1096
Там же. С. 367.
Лично меня, прямо скажу, покоробило слово «всплыть», куда уж образней можно сказать о человеке, которому удалось вынырнуть из страшного омута революционной смуты. Ну, а что касается «личных способностей», то короли любят предателей, особенно тех, кто помогает грабить своего прежнего суверена. Барк, следует признать, в этом преуспел. Петр Львович, впоследствии ловко преобразился в «сэра Питера Барка», подданного британской короны, произведенного Георгом V в 1935 г., т. е. еще до получения подданства Великобритании, за особые услуги королю в рыцарское достоинство, ну и ставшего кавалером всяких там их орденов.