Расписание тревог
Шрифт:
— В самом деле! — Посочувствовала ему Наташка. — Какие мы все вредины! Жених, наливай!
— На этот раз я буду спирт, — сказал Стабельский.
— Я тоже! — расхрабрилась Наташка.
— Не советую, — предостерег Стабельский. — Это очень опасно.
— Ну только капельку!
— Капельку можно. Налейте ей капельку, Вениамин.
Спирт согрел, размягчил Стабельского; он обнял Наташку, тотчас доверчиво к нему прижавшуюся. «Наверное, это очень здорово быть отцом такой славной девчушки», — подумал он.
— Я ревную! — запротестовал Кравец. — А вы, Нона
— Нет.
Стабельскому не очень понравился тон, каким она произнесла «нет», но доискиваться до причин не хотелось, его больше занимала сейчас Наташка — такой взвинченной он ее прежде не видел.
— Закусывайте, Вениамин, — сказала Нона.
Кравец церемонно взял ее руку, поцеловал в запястье:
— Уже. Уже закусил.
— Вячеслав Аркадьевич, ну их, расскажите лучше, как съездили? — попросила Наташка.
— Да-да, — поспешно сказала Нона, — как прошла поездка? Удачно?
Кравец присоединился:
— Просим, просим, Вячеслав Аркадьевич!
К Стабельскому вернулось потускневшее было чувство пережитой победы.
— Банальная история, друзья мои, — как бы нехотя сказал он.
— Уже интересно, — Кравец изобразил пристальное внимание.
— Помолчи, — цыкнула на него Наташка.
— Ну, хорошо… Дело было так. Один охотник вернулся с промысла и узнал, что в его отсутствие жена, мягко говоря, встречалась с другим, В тот же день он встретился с этим другим и… В общем, ударил его ножом. Закон на этот случай предусматривает лишение свободы до десяти лет. Статья сто восьмая, часть первая. Мне удалось добиться пересмотра. Осудили его по сто десятой: телесное повреждение, причиненное в состоянии аффекта. Сие значит — исправительные работы по месту жительства сроком на один год с удержанием двадцати процентов от заработка. Вот, в сущности, и все.
— Это больше, чем победа, Вячеслав, — сказала Нона. — Это триумф.
Наташка и Кравец засыпали Стабельского вопросами: их интересовала любовная часть истории.
— А знаешь, — сказала Нона, — я бы не стала защищать этого ковбоя.
— Траппера, — с улыбкой поправил ее Вениамин.
— Ну, траппера.
— Почему? — искренне удивился Стабельский.
— Потому что для него жена — собственность. И ножом он орудовал потому, что на его собственность посягнули.
— Что ж ему стерпеть надо было, Нона Андреевна? — Наташка раскраснелась от возмущения.
— Да, это было бы не по-хозяйски, — ухмыльнулся Кравец.
— Нет, правда? Какой-то аморальный тип пристает к женщине, и ему за это ничего?! Правильно Вячеслав Аркадьичин подзащитный поступил! Взял и дал отпор негодяю! Все бы так делали, у нас бы давно коммунизм наступил!
— Успокойся, детка, — сказал Кравец. — Все уже позади, соперники живы, на пятьдесят процентов телесно не повреждены, Ну чего ты, дурочка?
— Убери руки! — сказала Наташка с неподдельной ненавистью.
Стабельский счел должным вмешаться:
— Я согласен с Наташей. Не в стенгазету же было писать, черт возьми! Все дело в том, — продолжал он, выждав паузу, — что у моего подзащитного растет сын. И он очень хочет
— Хорошенький примерчик сыну, — заметил Кравец.
— Отец вступился за честь матери, — повысил голос Стабельский. — Вот что вынесет мальчик из этой истории. И потом, мы рассуждаем сейчас очень отвлеченно. Я же вел конкретное дело, с конкретными участниками, в конкретных обстоятельствах. В одном я с вами согласен, Вениамин. Вполне хватило бы кулака.
— Какой вы умный, Вячеслав Аркадьевич! Я даже не подозревала!
— Благодарю, — Стабельский не мог сдержать улыбки.
— Нет, я без юмора! Как вы все расставили по своим местам!
— Наличие присутствия ребенка, конечно, меняет дело, — с значительным видом произнес Кравец.
— Перестаньте ерничать, Вениамин, — сказала Нона. — Это действительно меняет дело.
— Я вот ему сейчас ка-ак двину! Профессор кислых щей.
— Наталья! Возьми себя в руки!
— А чо он, Нона Андреевна? Еще дурочкой обзывается!
— Может быть, выпьем? — спохватился Стабельский.
— Превосходная мысль, — поддержал Кравец.
Что-то было не так в этой помолвке. Отчетливо проступала некая асимметрия, некая дисгармония в обстановке застолья, точно в одном томе оказались подшиты материалы из разных дел.
Уже включили магнитофон.
Кравец и Наташка, подстрекаемые Стабельский, вышли из-за стола. При всей их кричащей несхожести и он, и она принадлежали одному поколению; это тотчас стало видно, едва они встали друг против друга. На первый взгляд казалось, что партнерша из непонятного упрямства ломает начинаемую партнером группу движений, тем не менее двигались они в одном присущем только их времени динамическом стереотипе, и оттого танец их был слажен, органичен, словно бы они пели на два голоса.
— Черти! — с завистью сказал Стабельский.
— Дети, — отозвалась Нона.
— Она дитя, точно. А он… Этот мальчик многого добьется в жизни.
— А чего ты добился в жизни, Стабельский? — неожиданно спросила Нона.
— Извини, но я еще не умер.
— Хорошо; чего ты добиваешься в жизни?
— Гармонии, Нона Андреевна, гармонии.
— Интересно, в чем она выражается?
— Сколько лет мы с тобой женаты? Пора бы знать.
— И все-таки в чем же?
— Хотя бы в равновесии между тяжестью преступления и справедливостью наказания.
Нона свела разговор к шутке:
— Лучше бы ты добивался равновесия между нашими потребностями и нашими, увы, возможностями.
— Извини, учту на будущее.
Память его вдруг выметнула вчерашний чистого небосклона день, яркое солнце над Югутлой и просторные голубые снега. Он опять очутился в доме охотартели, бревенчатом, пропахшем шкурами, и махорочным дымом, опять вокруг него громко разговаривали и громко смеялись неприхотливые люди и он сидел с ними за деревянным скобленым столом на равных, и была зима, солнечная, морозная, совсем как в детстве.