Распишитесь и получите
Шрифт:
— «Хер на хер менять — время терять».
Вот оно, сбылось, сподобился, дошла очередь подержать иноземную валюту в руках! Не получилось в прошлом за малостью лет — исполнилось в настоящем, и ни древними были те марки, не вражеские оккупационные, но мирные, добрые и почти дружественные.
После того, как в потных от волнения руках оказалась первая в жизни иностранная валюта — человек с поляроидом предложил «сделать лицо» и запечатлеться на фото. Вопрос «зачем и к чему» остался не озвученным, секунд пять в лицо человека с поляроидом и увидел на чисто выбритых щеках
— Я привёз вам богатство, цените!
Ценность фотографий прошлого, настоящего и будущего: документы не позволяют отвертеться от событий, будь они любой степени ужаса или радости. Коли нет возможности избежать фиксации на фото неправедного жития моего — то, хотя бы, не лезь в задний план, средний и крупный, воздерживайся от попадания в кадр. Ныне, разглядывая исторический момент халявного обогащения валютой, думаю:
— Почему фотограф не попросил сменить выражение, сделать другое лицо?
— Принял за радостного дурачка, получившего крохи за прошлое, а потому и принял лик твой за обычный.
— Разве обогащение халявное? За границей был? Был! Подтверждающие документы о заграничном путешествии в грозном зареве войны представил? Представил. Чего нужно? Мужик с поляроидом думал: «надо так ошалеть от такой малости! И не такие суммы без эмоций улетают, а тут от грошей у человека море радости! Что взять с провинциала, не те масштабы»!
А ещё мужик с поляроидом сказал на публику:
— Если кто желает написать воспоминания о работе в Германии в годы войны и прислать нам — с удовольствием примем записи! — предложение сварганить мемуары делалось в надежде «авось, пройдёт», но не прошло, а повисло в воздухе помещения выдачи валюты. Знай язык предков — сказал о мужике, наивном не по возрасту:
— Зело прост быв муж сей, ибо веровал: ныне кто-то из разбогатевших валютой граждан, вернувшись в убогие хоромы, не разоболочившись от ветхих риз, не справляя большие и малые нужды телесные, кинется с горящим взором к престолу и почнёт красными, правдивыми словесами вести правду о своём и чужом прошлом с ненужными подробностями. Тако не утаит повесть, как в чужой, далёкой и враждебной, «проклятой Германии» когда-то зарабатывал марки у нехороших и враждебных дядек, и как эти марки выдали ему через пятьдесят лет теперь уже «свои» и «хорошие дяди». И, вспоминая прошлое, не задумается:
— Если в отечестве не заработал своих марок на безбедное существование до конца дней — помогут чужие? — Молодой человек не обмолвился, кому адресовать записи, буде кто родит таковые, в какое издательство направлять?
— Адреса и явки не упоминались, не было и паролей…
— Ничего не сказано о паролях. Так и знал! Столица верна себе и всегда одинакова. Что думаешь, что скажешь?
— Что сказать? Когда-то по простоте думал, что в границах стольного града проживают достойные люди, особенные, высшего сорта, большие умники, сплошняком таланты, но, оказывается, и в столице дурачков хватает. Человек с поляроидом не вникал в общую обстановку с литературой, на то время мы из читающей страны твёрдой и уверенной поступью переходили в глядящую телевизор.
— Теперь
— С естественным желанием ограбить меня? Нет слов! — ответил другу с не меньшей эмоцией.
Так закончился первый этап (транш) гашения забытых претензий к правопреемникам бывших работодателей:
alles, ничего в прошлом нет, по нулям, кроме памяти, а память валютой не оценивается. Вот бы и её обменять на марки, продать?
— Раскатал губы!
Осчастливленный валютой возвращался в берлогу, временами щупая зашпиленный булавкой нагрудный карман рубашки: «не исчезло прошлое, на месте»?
А если потел? Стал бы нашедший не причитающуюся иноземную искать растрёпу, потерявшего компенсацию за прошлое? Нет, слишком велик подвиг возврата иноземной валюты в «трудный переходной период в стране», а потому манипуляции с ощупыванием нагрудного кармана были излишни. Когда мысль о возможности безвозвратной потери основательно утвердилась — улыбнулся и повторил слова романса:
«…я ехала домой,
душа была полна»!
— выяснение, каким добром «была душа полна» испортило настроение окончательно: перевес в душе был на стороне плохих наполнителей, «численный перевес оставался за ними. Хорошими были марки, а семейные «дыры», кои мечтал заткнуть свалившейся иностранной валютой — виделись громадными, мрачными и отвратными. При любом раскладе в ограничении желаний, чужие марки не могли выполнить возлагаемые задачи: «дыр больше, чем марок, и все — «чёрные». Совсем, как в Космосе…»
— Не фантазируй, о «чёрных дырах» Космоса ничего не знал. В сознании другое вертелось, помню:
— Эх, ну почему не больше марок!? Только и всего на наши голодные зубы, такая малость!? — расклад марок на количество голодных зубов не добавил приятных мыслей, но убавил звучание тех, кои были до начала подсчёта: на зуб приходилось совсем мало, зубы перевешивали марки, отчего радость от валюты сходила на «нет».
— В оккупацию марки в ходу были, вот и опять они, всегда и везде эти вечные немецкие марки!
Глава 15. Валютные скандалы
Первая порция марок (транш) растаяла до удивления быстро и незаметно. Оно и понятно, иностранецы, опыта слежки за инострнцами не было, это не свои отечественные на то время «деревянные» рубли.
Удивительно быстро, быстрее мартовского снега, и оставив лужицы приятных, волнительных и обнадёживающих сообщений в центральной прессе:
— Правопреемники прежних работодателей произведут точные расчёты и подбросят валюты! Ждите! — вечное и могучее наше «ждите»! Мы «ожидающая» нация, нам от рождения и до смерти приказано: