Расплата
Шрифт:
Сергей впервые поднял голову и посмотрел прямо в глаза Пёстренькому.
– Да, это правда, полномочия у тебя такие есть, но это будет не совсем по закону.
К Пёстренькому вернулось его благодушное состояние.
– Да, Сережа, именно поэтому с тобой я так и не поступаю. С тобой все будет исключительно по закону. Можешь даже не сомневаться. Даю тебе слово заслуженного работника прокуратуры.
Анциферов скорчил гримасу.
– Можешь мне не верить, но тем не менее это так, - подтвердил Пёстренький.
– Однако, как я сказал, чтобы ты не скрылся от следствия и не натворил других бед, ты сейчас также дашь подписку о невыезде и надлежащем поведении. Документ этот тебе хорошо известен и в пояснении не
Пёстренький бросил на стол до боли знакомый бланк подписки, который еще недавно сам Сергей давал подписывать другим обвиняемым, но теперь роли поменялись, и он должен подписать тот же документ, но уже в качестве обвиняемого.
Подписав бумагу, Анциферов молча отдал ее Пёстренькому, который сразу же расписался в ней напротив своей фамилии.
Сергей решил все же напоследок узнать, когда же Владлен успел подготовить этот документ. Пёстренький самодовольно улыбнулся:
– Сереженька, ты меня обижаешь. Когда ты мне простодушно рассказал, что не считаешь Хлопонина виноватым на основе своих данных и проведенных исследований, в числе которых было незаконное использование моей электронной подписи, я на всякий случай решил подстраховаться и заполнил этот бланк, а также проинформировал Попустинова. Единственное, чего я не мог предположить, что ты зайдешь так далеко и устроишь этот показушный обличительный маскарад при Хлопонине. Было красиво. Очень жаль, что не было журналистов с Эха или депутатов Европарламента. Они бы тебе вместе с нашими "либерастами" похлопали. Однако, дружок, этот маскарад будет тебе стоить лишних лет этак десять или пятнадцать на зоне, а то, глядишь, и тридцаточку тебе припаяют, мой юный борец за справедливость. К семидесяти годам выйдешь из тюрьмы сразу на пенсию, если доживешь, конечно. Не завидую я вам, товарищ Анциферов.
Сергею надоело слушать это поток желчи в свой адрес, и он спросил:
– Разрешите идти, господин следователь, или вы хотите еще что-то сказать?
– Иди, Сереженька, иди, - разрешил Пёстренький.
Сергей вышел на улицу. Он знал, что, возможно, это его последние дни или даже часы на свободе, поэтому хотел только одного: успеть спрятать в безопасное место все доказательства сфабрикованности обвинения против Хлопонина, которые у него имелись. Их было не слишком много, но вполне достаточно, чтобы доказать, что все обвинения против Степы - липа. Беда заключалась в том, что Сергей жил не в каком-нибудь кантоне Швейцарии, где существовала неприкосновенность частной собственности, а в России, где к тебе могут вломиться в дом и перевернуть всё вверх дном даже без cоответствующим образом оформленного ордера на арест, но при этом вполне официально. И эта участь может постигнуть практически любого: как звезду фильма "Бумер", так и олигарха, уж не говоря о простых смертных.
Перед законом все равны, перед беззаконием и произволом тем более. Если ты кому-то перешел дорогу, значит, по тебе рано или поздно проедет каток, и все регалии и отличия не сделают твое укатывание в бетон более мягким.
Анциферов понимал, что в его квартире нет такого места. Однако такое место было неподалеку от квартиры, и он его хорошо знал.
Сергей вышел на проезжую часть и поднял руку. Буквально сразу около него остановилась новенькая девятка. За рулем сидел мужик с полным ртом золотых зубов. Прищурившись, он спросил:
– Куда едем?
Cергей назвал адрес, и машина со свистом тронулась. Водила, глядя на Сергея в зеркало заднего вида, спросил:
– Это кто ж тебя так отделал, красавчик?
Сергей простодушно улыбнулся.
– Не помню, брат. Вчера с другом отмечали день рожденья, а сегодня проснулся в синяках и с пластырем.
Водила расхохотался.
– А ты шутник, брат.
Через пару минут машина остановилась у дома Сергея.
Сергей протянул шоферу пятисотку.
– Сдачи не надо.
Выскочив из машины и не услышав слов благодарности от шофера, Анциферов бросился домой, чуть не сбив с ног шедшую на работу консьержку. Не обратив на нее внимания, он побежал по лестнице наверх, словно за ним была погоня.
Войдя в квартиру, Сергей сел в кресло и отдышался. Документы с обвинением Хлопонина так и лежали на его письменном столе рядом с приказом от Пёстренького, в чем "следовало признаться" Степе.
Сергей взял все листочки, аккуратно сложил и убрал в полиэтиленовую папку.
"Куда же это лучше спрятать?"
Вдруг Сергей вспомнил о свинцовых яйцах или, как их еще в шутку называли коллеги, мини-сейфах от Фаберже.
В начале "лихих" 90-х во времена всеобщего дефицита, когда зарплату выдавали не только деньгами, но и вещами, Сергею дали эти яйца в качестве части зарплаты. "Яйца" представляли собой стальные хромированные овалы, по форме действительно отдаленно напоминавшие страусиные яйца. В середине была миниатюрная дверца, открыв которую можно было положить внутрь разве что мелкие драгоценности или деньги. Сложенные втрое документы туда тоже кое-как влезали.
Дверца была оснащена кодовым замком, открыть который было очень сложно. Разве что распилить автогеном, да и то вряд ли. Снаружи капсулы были специально покрыты тонким слоем ржавчины, отчего выглядели вдвойне непривлекательно, специально в расчете на то, что на такое никто не позарится. Сергей быстро ввел нехитрую комбинацию. Документы пришлось на всякий случай разложить по двум яйцам, хотя при желании все можно уместить и в одно из них. Времени на раздумья было немного, поскольку витязи из прокуратуры могли нагрянуть в любую минуту и увезти его в наручниках в места не столь отдаленные.
Анциферов посмотрел на себя в зеркало. Из зеркала на него взглянул человек в белой рубашке и пиджаке, запачканных кровью. Нет, в таком виде на улицу идти нельзя, сразу приметят. Сняв рубашку, пиджак и брюки, Сергей натянул старые протертые джинсы с дырками на коленках, надел кеды и, взяв в руки кульки с мусором, вышел из квартиры. Кивнув консьержке, он быстро прошмыгнул на улицу.
Сергей направился прямиком к мусорным бакам. Положив мешки с мусором куда положено, Сергей протиснулся между баками и оказался рядом со старой голубятней. Из всего старого двора это было последнее место, которое было еще не тронуто новыми временами. Голубятню давно хотели снести и построить на ее месте новые гаражи. Однако жители каким-то образом смогли остоять этот последний незаметный памятник старой эпохи. Сама голубятня была построена еще в 60-е годы прошлого столетия и не представляла собой ничего особенного, но она была мила сердцу многих из тех, кто родился и вырос в этом дворе и прожил здесь не один десяток лет.
Сергей открыл калитку и вошел внутрь. Внутри пованивало голубиным дерьмом, и повсюду валялись перья и пух. Сергей на секунду остановился и задумался. Он вспомнил, как один вор-карманник рассказывал ему на следственном эксперименте, где и как он прятал награбленное.
Это было в голубятне, только не здесь, а еще во время его работы на Дальнем Востоке. Так вот, этот карманник по кличке "Щуп" объяснил ему, что под почти каждой голубятней есть неширокие вентиляционные отверстия, куда можно незаметно спрятать небольшого размера предметы или маленькие свертки. Щуп говорил, что по краям голубятни должно быть три отверстия и одно отверстие почти по центру. Сергей взял снаружи дворницкую лопату и стал тихонечко простукивать по полу. Ничего слышно не было. Сергей стал стучать громче, отчего все голуби, испугавшись, улетели на самый вверх.