Распутица

Владыкин Владимир

– Да, я так и знала, как только Юльку подключил к продаже шмоток, так я тебе сразу надоела?

– Это не твоё дело, советую не высовываться. У меня к тебе всё! А надо бы печать под глаза поставить. Без этого ты не можешь…

– Ну и пошёл, катись, нужен ты мне, сам кобель! – она резко повернулась и ушла, гордо неся голову.

Михаил посмотрел на окна дома, где, как ему показалось, никого не было. А ведь у него было намерение под благовидным предлогом познакомиться с Кузьмой Дубакиным для расширения своих деловых связей. Но теперь этот вариант сотрудничества, похоже, отпадал, но в то же время от которого он пока не отказывался. Михаил поехал к музыкальной школе на Атамановскую. Нет, он уже никак не мог обходиться без посторонних связей с приличными женщинами. Вот и Лера была по-своему хороша, к тому же

с мужем давно разбежались. С ней легко общаться, хотя иной раз она вела себя внешне с показной холодностью, будто была равнодушна к сексу, и вместе с тем отдавалась с азартом, что, казалось, ей было совершенно несвойственно. И в то же время Михаила к ней тянуло не только то, что можно было переспать (по её словам, без этого она и сама могла обойтись), просто Лера хороший и надежный товарищ и подходила для поддержания его дела, ради которого и постарался забыть её недавнеё увлечение. Сейчас как раз она вела урок. Михаил поехал в бар, где у него также были налажены связи с барменами и официантками. Он завёз им пакет импортных шмоток, получил деньги за предыдущую партию. Покурил, выпил поднесённый безалкогольный коктейль и поехал опять к музыкальной школе. Лера и какой-то мужчина стояли у входа и увлечённо разговаривали… Михаил не вышел из машины и продолжал сидеть. «Кто бы это мог быть? – подумал он. – Может, мент или тот самый её тайный обожатель? Или её коллега?» Но на музыканта он был не похож. Слишком лицо грубоватое, неинтеллигентное. И чтобы тут зря не светиться, Михаил уехал. На ходу он посмотрел в смотровое зеркальце. Лера всё так же что-то втолковывала мужчине, и он решил, что так разговаривают только учителя с родителями. Он видел, как Алла беседовала с ними, и создавалось впечатление, словно за что-то она их отчитывала.

Глава двадцатая

Вечером надо было заехать в детсад за детьми. Но Юлия позвонила туда, сказав, что задержится на час. А сама пошла к Валентине посмотреть вещи Михаила, он сказал, что всё это добро тянет на пять с половиной тысяч, а там – как удастся ей продать, он разрешает по своему усмотрению накинуть десятку-другую сверхустановленной им таксы, но не больше.

Семён, наверное, был давно дома. И она не ошиблась: он сидел на кухне в задумчиво-сосредоточенной позе и дымил папиросой. Юлия отдала ему деньги за проданное масло. Но это были пока не всё. Дома в холодильнике ещё оставалось масло, которое собиралась продать в своём подъезде. Семён со ста семидесяти пяти рублей должен был дать ей двадцать пять рублей. Но Юля не взяла ни рубля, сказав, что возьмёт, когда продаст всё масло.

Она пересмотрела все вещи: в сумке лежало десять джинс «Монтана», которые брали за штуку по триста рублей, затем десять японских зонтиков и джинсовые юбки, платья сафари и батники. Она не взяла домой ни одной вещи исключительно из опасения, чтобы не увидел муж и что у неё от него появилась тайна, Юлию это нёмало тревожило, так как омерзительно жить как бы с оглядкой, но обстоятельства были сильнеё её.

– Ну и что ты будешь с ними делать? – спросила Валентина не без некоторой зависти.

– Как что, продам! Сейчас вынесу сумку на улицу – всё сбегутся, – весело, с озорным блеском в глазах ответила Юлия.

– Ну да, и тут же схватит милиция, у нас завистливых людей полно, – засмеялась сестра, словно намекая и на себя.

– Ничего, за это не посадят…

– Ты серьёзно так думаешь? – удивилась она. Неужели перед ней та самая Юлия, которая в своё время, работая в санаторной столовой, конфликтовала с завстоловой?

– А что же, я должна сидеть сложа руки или париться в кафе за сто двадцать рублей? Я зайду к Светке, может, она найдёт покупателей?

– Ну да, она найдёт, а ты себе денежки положишь в карман? – засмеялась сестра, и за её смехом скрывалась завуалированная укоризна.

– Ты думаешь, мне много выгорает на этом бизнесе? Значит, позавидовала, я это вижу, некрасиво, некрасиво завидовать сироте, – и осудительно покачала слегка головой, не скрывая презрительной усмешки.

– Не знаю, без выгоды для себя не продавала бы. Я уж пошутила, какая же ты сирота, вон дети при тебе и я рядом, – пожурила она. – Смотри, про шмотки узнает Коля – пропала! А этот мужик хитрый, какой пижон, машину имеет за ворованные деньги. Грязные

дела он творит. Попадётся и тебя за собой потянет. Вот будет слава!

– Что ты меня пугаешь? Почему не помочь хорошему человеку? Не буду тебя просить…

– Домой шмотки понесёшь? Лучше всё не тащи, возьми часть, а если муж спросит, скажи, что на работе дали примерить.

– Я заеду к знакомым, а домой не повезу. А то Коля с ходу поймёт, что к чему.

Юлия поехала всё-таки к Светке, которая была дома, а Игорь тем временем спал пьяный. Племянница пригласила соседку, которая примерила платье сафари и тут же взяла его. Потом она позвала своих подруг. И почти вся площадка семейного общежития расхватала шмотки: кто джинсы, кто платья, кто юбки, кто зонтики и батники. Юлия осталась весьма довольна итогом продажи. Наконец она вспомнила о своих детях и поехала за ними, детский сад находился в старой части города, в самом центре, так что ей пришлось из Черемушек ехать назад…

Когда она с Женей и Варей приехала домой, было десять часов вечера. Николай ужинал сам, а потом смотрел телевизор, шел какой-то детектив по Артуру Конан Дойлю.

– Ты что, вторую смену отпахала? – спросил муж, не глядя на жену, которая раздела детей и велела им помыть руки.

– Нет, дорогой, я заезжала к племяннице по просьбе сестры… – соврала она так легко и естественно, что даже сама удивилась этой открывшейся способности.

– Долго заезжала! – лениво проговорил муж.

– А что? Пока поговорили… Светкин Игорь пьяный, она жаловалась, что вконец распустился. Ну не уйду же от неё сразу…

– Где ты взяла столько масла? Весь холодильник им забила, тушенку некуда девать.

– Семен Иванович попросил продать, я тушенку Вале дала. Ты ругаться не будешь?

– Я думал, что на масло выменяла. Где же ты его будешь загонять?

– Может, предложу соседкам. В другом подъезде.

– Вот что, у нас в части намечается вечер под Новый год. Журыкин пригласил всёх жен офицеров. И тебя пригласил.

– Разве он меня уже знает? – неподдельно удивилась она.

– Конечно нет. Наверное, хочет увидеть: по части слух пустили, что ты моё сокровище…

– Кто же так постарался? Не твоя ли бывшая напела ему после того раза, когда к нам приходила с детьми?

– Ну, если он придёт с Алевтиной Георгиевной, то Тоньке не увидеть тебя ещё разок…

– Хватит и одного раза. У вас всегда такие вечера проходили?

– Бывали, бывали…

Николай решительно встал, пошёл на кухню покурить у форточки. Юлия разогрела гречневую кашу с тушёнкой, посадила детей ужинать.

– Что у тебя нового в части? – поинтересовалась она, что делала весьма редко.

– Пока ничего. Вечер будет, чего тебе ещё надо? Ты, я вижу, рада пойти? – Николай глубоко затянулся сигаретой и выпустил в сторону форточки дым.

– А я хочу на танке прокатиться! – бодро сказал Женя.

– Детям нельзя на броне, – ответил отчим, не глядя на пасынка.

После ужина Юлия пошла с маслом по квартирам, ловя себя на мысли, что о детях думает мало.

– Ты как цыганка, – сказал ей вдогонку Николай, она деликатно промолчала, понимая своё гадкое положение, к тому же тон мужа как бы подчёркивал это, отчего она чувствовала себя не лучшим образом – словно воровка, которая проникла в чужую квартиру. Юлия сейчас в отчаянии подумала, что Николай не отдавал ей деньги – ни аванса, ни получки, будто она недостойна того, чтобы ей доверять семейный бюджет. Он, наверное, считал, что достаточно одного продуктового пайка, а деньгами поважать её необязательно. Наверное, он просто её не уважал и последние дни вёл себя как-то необычайно отчужденно. А может, он уже догадывается о её деловых отношениях с Михаилом и в этом скрывалась вся разгадка его такого странного поведения? Неужели с двумя детьми она не заслуживает счастливой доли? Разве она виновата, что так нескладно у неё сложилась жизнь: первый муж погиб, а второй оказался пьяницей и дебоширом. И Бог, если и есть, почему-то даже и не подумал за неё, сироту, заступиться. Юлия так глубоко прониклась этими чувствами, что от жалости к себе у неё на глазах выступили слезы.