Расскажи мне
Шрифт:
О том, что ей самой вовсе даже не хочется спать с Ромкой, знать парню не полагалось. Василису что-то удерживало от этого шага, какой-то внутренний страх, которому она не могла найти объяснения. Ситуацию усугубляла его настойчивость, переходящая порой почти в требовательность, что было совершенно неприемлемо. И плевать, что некоторые уже давно попробовали этот сладкий запретный плод. Что-то назревало в их отношениях, что-то должно было произойти ... "Ну что ж, придётся расстаться",- решила она про себя.- " Жаль".
– Вась, я - взрослый мужик. Поехали на дачу в выходные.
– Не дави.
***
Было уже ближе к полуночи, когда она
– Почему не отвечала на звонки?
Василиса озадаченно вытащила мобильник из заднего кармана джинсов, просмотрела пропущенные звонки и с досадой осознала, что на некоторое время оставляла телефон в кармане Ромкиной куртки.
– Посмей только ещё раз такое вытворить!- отец гневно сверкал глазами.
– Что такого случилось- то? Я была со своим парнем, вернулась живая и невредимая, а на меня спускают всех собак!
И тут её ударили. Это было неожиданно, больно, обидно и несправедливо. Щека сразу налилась жаром и тяжестью, а отец стремительно ушёл к себе. Мама выглядела растерянной, Егор опасливо застыл в ожидании: что сейчас сделает сестра. А Вася ничего не делала, а стояла, широко распахнув ошарашенные глаза, и никак не могла взять в толк: за что? За что её ударили? Это было настолько ужасно и оскорбительно, что первой её мыслью было бежать, куда глаза глядят, уйти из дома. Решимость росла параллельно с усиливающейся болью. Она опустила голову, пряча готовые пролиться слёзы, медленно развернулась и скрылась в своей комнате. Варианты побега из семьи загружались в мозг с сумасшедшей скоростью и точно с такой же скоростью сбрасывались "в корзину". Она не хотела видеть отца и точно так же понимала, что одной ей пока не прожить: надо учиться. Кто-то постучал и толкнул дверь, но Василиса упёрлась в неё спиной, присела, обхватив колени руками, и уткнулась в них лбом. Даже задремала. Понимала, что надо встать, набрать льда в морозилке и приложить к щеке, а то завтра будет синяк, но выйти из комнаты не могла. Теперь все, кто за дверью, были её врагами, несмотря на то, что ударил отец.
Она в очередной раз пресекла попытку открыть дверь и легла вдоль неё, укрывшись немного колючим шерстяным пледом, который стянула с дивана, сквозь сон слышала шаги, вроде даже тихий мамин плач, но странная отрешённость навалилась на неё, жило только чувство жизненной необходимости не допустить до себя никого. Тягучей чернотой навалился сон, в котором перемешались панический страх перед болью и беспомощностью, где она стояла на краю бездны в темноте, одинокая и наполненная диким ужасом, на грани сумасшествия. Василиса проснулась от собственных криков и рыданий и увидела лица, склонившиеся над ней, со сна и в полутьме никого не узнала и закричала ещё сильней, отбиваясь от мужских рук - их было так много! Что им надо от неё?!
– Нееет!- подскочила и бросилась в угол комнаты, отгораживаясь от этих враждебных рук компьютерным креслом, задыхаясь и всхлипывая, и только когда комната опустела, немного успокоилась и включила настольную лампу.
Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату мягкими шагами зашёл брат с не выразимым словами состраданием на лице.
– Не подходи,- она выставила руки перед собой,- не подходи.
Понурая фигура так же мягко и неслышно исчезла в коридоре, прикрыв за собой дверь, а Василиса присела на подоконник, сжавшись в комок. Мозг ещё не забыл всепоглощающий
***
Егор метался в поисках выхода. "Пашка - вот кто сможет успокоить сестру, его она услышит". Ночной звонок друга вырвал Муромова из глубокого спокойного сна.
– Случилось,- произнёс Егор глухим голосом.
Не помня себя от тревоги, парень добежал до парковки, прыгнул в знавший лучшие времена седан и домчался до знакомого дома. Морозовы встретили его подавленным молчанием, а Егор произнёс с тоской, показав головой на Васькину дверь:
– Там, сама не своя.
Павел, глубоко загнав собственный страх внутрь, шагнул в приглушённый свет её комнаты и обмер: на подоконнике сидела Василиса, растрёпанная, зарёванная, с красной распухшей щекой и наполненными детской беспомощностью глазами. Лицо несчастного, испуганного и страдающего существа, показалось ему незнакомым.
Пухлые губы задрожали и искривились, как только она увидела Павла и свалилась в протянутые руки, едва тот произнёс:
– Васька, иди ко мне.
***
Ни слова не говоря, Павел увёз её к себе и не отвечал на звонки до тех пор, пока не раздел (отчего-то это казалось вполне естественным), не обтёр её влажным полотенцем и не уложил в свою постель. Приложил холод к распухшей и явно болезненной щеке. Всё это время девчонка не открывала глаз, но реагировала на его слова и осторожные прикосновения.
Егор приехал ранним утром: угрюмый, серый и расстроенный, а его невесёлый рассказ не занял много времени. Склонив головы, парни сидели на тесной кухне. Павел закурил и отправил пачку по гладкой столешнице в сторону друга.
– Что будем делать?
– Понятия не имею. Мать в шоке, отец молчит, а я поехал к тебе на разведку.
– Спит. Пусть очухается, а потом посмотрим: что делать. Вы ведь не собираетесь заталкивать её в клинику?
– С ума сошёл? Конечно, нет,- вскинулся Егор.- В детстве пробовали её таскать по врачам, бабкам, пока одна из них не посоветовала оставить ребёнка в покое, пошептала какие-то молитвы, дала какие-то травки. Мать с тех пор в церковь начала ходить.
– Ну, значит, пусть у меня поживёт, успокоится, - Павел немного пришёл в себя. Дикая ночь выбила всех из привычной колеи, а у него самого до сих пор стояло перед глазами лицо до безумия испуганного ребёнка.
Парни осторожно вернулись в комнату. Егор бросил взгляд на валяющийся у стены матрас, на котором Пашка досыпал ночь, и уставился на сестру. Она размеренно и тихо дышала, отёкшая алая щека изменила лицо, отдельные короткие прядки волос прилипли ко лбу, одеяло натянуто до подбородка, но одна босая ступня выставилась наружу, красный лак на ногтях пальчиков казался капельками крови. Парни стояли молча, тревожась о пробуждении и надеясь, что она "заспит" вчерашний кошмар. Нежные веки задрожали.
– Привет. Пить хочу,- произнесла она тихо, а брат исчез, чтобы тут же появиться с кружкой воды.
– Я долго спала?
Всё ещё было непонятно: помнит она вчерашний вечер или нет. Егор вышел и заговорил с кем-то по мобильнику.
– Паш?
Он присел рядом и взял за руку.
– Что, малыш?
Васька вымученно улыбнулась, но тут- же сморщилась и поднесла ладошку к щеке.
– Больно,- произнесла тоном обиженного ребёнка.
Павел хмыкнул - пусть капризничает, огрызается, строит глазки, фыркает, настаивает на своём, используя запрещённые приёмы, но будет прежней. Он больше не хотел никогда видеть её такой, как вчера.