Рассказы и повести
Шрифт:
– За что же десять лет?
– Мишка подошел к Мещерякову.
– Когда летчик цел, и вертолет чуть помялся...
– Какой вертолет?
– не понял Мещеряков.
– Ну тот. С тыквой... Сколько дадут?
– Пять, - сбавил Мещеряков.
Из сарая тем временем вышел угрюмый Николай. Из дома - Танька и Вероника. На Таньке было зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, а Вероника - в мужской рубахе с засученными рукавами.
– Михаил, а ты чего стоишь?
– сказал дед Егор Мишке.
– Тащи
– Чего это я буду играть? Это ж самодеятельность.
– Ну и что?
– не понял дед.
– А за самодеятельность не платят. Я бесплатно вкалывать не буду. Так что сами пойте. Пока.
Мишка повернулся и пошел.
– Что это с ним случилось?
– удивился Мещеряков.
– Ничего с ним не случилось, - спокойно объяснила Танька.
– Он всегда такой и был, жлоб несчастный...
Мишка обернулся на оскорбление.
– Иди, иди...
– напутствовала Танька.
– Без сопливых обойдемся.
И запела звонко, на весь свет:
– "Три месяца лето, три месяца осень, три месяца зима, и вечная весна..."
Птицы замолчали и замерли в одинаковых позах: "Танька поет..."
Травы и колосья привстали на цыпочки и потянулись к солнцу: "Танька поет..."
Коровы на ферме прибавили надой молока. А доярки сидели и слушали, и лица у всех становились похожими.
Уже темнело, когда бабка Маланья вылезла из автобуса.
Мишка отделился от своего мотоцикла, подошел к соседке.
– Садись, - предложил Мишка.
– Подвезу до дому.
– О нет!
– категорически отказалась старуха.
– Я этой технике не доверяю.
– А я тебе подарок приготовил.
– Мишка протянул подарок.
– Померь.
– Чего это?
– не поняла Маланья.
– Куртка. Водонепроницаемая.
Мишка накинул на плечи Маланьи куртку. Она была легкая, на пластмассовой "молнии", простеганная ромбиком.
– Чего это ты?
– Маланья просто обомлела от Мишкой щедрости.
– А я подумал: на базаре стоять - то холодно, то дождь...
– смущенно оправдывался Мишка.
– А тебе чего?
– прямо спросила Маланья.
– А мне ничего не надо, - бескорыстно отказался Мишка.
– Как это "ничего"?
– Маланья задумалась.
– Вот! Я тебе открытку дам! Японскую! Вот так держишь: в платье.
– Маланья показала ладонь.
– А так, она чуть повернула ладонь, - одна срамота.
– Не надо, - отказался Мишка.
– Бери, бери, - расщедрилась Маланья.
– Мне-то она зачем?
Маланья собралась было идти, но Мишка задержал ее:
– Баба Маланья, у меня к тебе просьба...
– Ну.
– Если тебя спросят: когда ты шла к автобусу, Мишку видела? Говори: не видела. Трактор стоял, а его не было.
– А разве ж я тебя видела?
– удивилась Маланья.
– А то нет?
– удивился Мишка.
–
– Не помню, - созналась Маланья.
– От старость - не радость. А за куртку спасибо.
Маланья повернулась и пошла.
Мишка провожал глазами свою куртку на Маланьиной спине.
– А рукава-то длинные!
– крикнул Мишка.
– Это я подошью, - успокоила Маланья.
Танька сидела за швейной машинкой и строчила платье-макси из двух белых скатертей. Перед ней в обрезках лежал журнал мод. В нем была изображена японка в белом платье а-ля рюс с белыми кружевами.
Танька оглядела дело рук своих, потом подошла к кровати, присела на корточки и отодрала кружевной подзор, тяжелый не то от пыли, не то от собственного веса. Вернулась к машинке, стала приспосабливать кружева к белому льну. В это время вошла Вероника и сообщила:
– Тань! Тебя Мишка зовет!
Танька вышла из дома.
В небе стояла полная белая луна. А посреди двора возвышался Мишка Синицын в ватнике и с рюкзаком. Как новобранец.
– На! Пластинки ваши. Три штуки. И клещи деду Егору отдашь. Я у него брал.
Танька взяла пластинки и клещи.
– А я, значит, поехал. Пока.
– Куда это ты поехал?
– удивилась Танька.
– На Землю Франца-Иосифа!
– Чего?
– На заработки. Машину куплю. Новый дом поставлю.
– А я?
– тихо спросила Танька.
– Выходи за летчика. За Валерия Ивановича.
Танька молчала.
Мишка посмотрел в ее приподнятое лицо. Отвернулся. Сказал небрежно:
– Некогда мне глупостями заниматься. Мне надо деньги зарабатывать.
– Мишка... Все-таки какой же ты...
– тихо, как бы дивясь своему открытию, проговорила Танька.
– Ну, какой, какой?
– Голый материалист!
– Не голый, а диалектический. Дура.
Он пошел прочь по знакомой тропинке. А Танька осталась стоять на крыльце. И ничего не поменялось в мире. Ничего не сдвинулось. И равнодушная природа продолжала красою вечною сиять.
– А где щетка?
– спросил сержант Ефимов.
Рядовой милиционер заметался в поисках и очень скоро нашел щетку на подоконнике.
– Вот она.
– Ведь как удобно, когда вещь лежит на своем месте. Каждый подошел, почистил сапоги, положил обратно. Другой подошел, почистил, положил обратно. Никто времени не теряет.
В отделение милиции вошел Мишка.
– Вот!
– Мишка положил на стол бумагу.
Ефимов сел за стол, прочитал:
– "Я, Михаил Синицын, официально заявляю, что устроил преднамеренную аварию вертолета путем забивания овощами выхлопной трубы ввиду несознательной ревности и пережитков. При выборе меры наказания прошу учесть мое добровольное признание, а также характеристики".