Рассказы и стихи

Плёсов Владимир

– Скажи-ка, дядя, ведь недаромМосква, спалённая пожаром,Французу отдана?

Губы у деда шевелились, он отводил книгу подальше от глаз. Правнук всякий раз говорил ему, что так хуже видно, но дед неизменно усмехался: «Большое видится на расстоянии». Или что-то совсем странное: «И ты под старость дальше будешь видеть ближе, а ближе – дальше». Правнук не мог это понять и принимал деда таким как есть. А по выходным они часто гуляли вместе, даже катались на лыжах: правнук спускался с горы, а дед стоял внизу, смотрел, как он съезжает, и давал советы: «Ты пригибайся ниже и коленки сгибай». Правнук

и сам знал, что делать, ведь он смотрел по телевизору горнолыжный спорт, и мама хотела отдать его в эту секцию. Сама она в юности каталась, даже хвалилась какими-то грамотами, полученными на городских соревнованиях.

А ещё дед читал внуку свои записки. Никому не читал, а ему читал. Коле-младшему в них мало чего было понятно, интереснее, когда дед просто рассказывал о «давнем времени». Мама называла это время «допотопным», говорила, что оно было до Потопа. Коля слышал что-то о Потопе, о каком-то Ное, но в голове у него это перемешалось со сказками об Илье Муромце и Бабе-яге.

Вот и сейчас он закончил делать математику и следил за тем, когда дед тоже остановится передохнуть. А дед дописывал страницу и чему-то улыбался.

– Ты что смеёшься, деда? – спросил Коля.

Николай Александрович оторвался от своего занятия, отложил авторучку и, не прекращая улыбаться, ответил:

– Да случай один вспомнил военный. Сейчас о нём пишу.

– Какой? – поинтересовался правнук.

– Стояли мы весной сорок пятого в Померании, это на берегу Балтийского моря. Невдалеке небольшой городок. А рядом с ним замок старинный. Наша танковая дивизия около этого замка и расположилась. В замке организовали штаб. Вечером собрались в замке офицеры, в большом нижнем зале, вечеруют, значит, отмечают взятие города, и наш батальонный там же. Меня взял с собой, как адъютанта: поднести там чего, подать; ужин-то для них повара наши приготовили. А хозяев замка нет, сбежали. Да так быстро драпанули, или мы так быстро пришли, что не успели они ничего с собой взять. Золото, может, или бриллианты какие прихватили, а картины, вазы огромные, красивые, статуэтки, мебель – всё в целости осталось, всё на месте. Командир дивизии первым делом дал приказание ничего в замке не трогать и не пускать туда никого, выставить охрану, караул. А замок большой, в три этажа, да из камня, не какого-то там кирпича, а из дикого. Глыбы здоровые. Как их только наверх, под крышу подымали! Ну вот, стоит караул, офицеры днём заняты, а вечером – ужин. Что там в верхних этажах или в подвале, толком неизвестно – комнат очень много. Офицеры наши, ясное дело, выпили по первой – за Победу, по второй – за погибших товарищей, потом по третьей – чтобы всем живым остаться, и пошли замок осматривать. Я – рядом со своим капитаном. Хороший был капитан, Селезнёв, сам из-под Казани, его через месяц в Берлине уже убило. Идём мы с ним, нам левое крыло досталось, и во все комнаты заглядываем. А там – ковры, старинные ружья на стенах, шкафы дубовые. В общем – роскошь, как в сказке. Подходим к одной двери, я дёргаю – не открывается, я сильнее – подалась, вроде. Тяну на себя створку и – Бог ты мой! – прямо на меня тигр бросается: пасть открыта, клыки с палец, глаза горят и сам весь полосатый. Я до войны часто в Москве в зоопарк ходил и в цирк, там таких много раз видел… Ну, бросается на меня тигр и уже в двух шагах, у меня сердце чуть не разорвалось от страха.

Дед замолчал.

– А ты что? – спросил нетерпеливо правнук.

– В общем, обкёсился я. Натурально обделался. Молодой был, мне ведь тогда девятнадцати ещё не исполнилось. Хоть полтора года уже воевал, два раза в машине горел, а так никогда страшно не было. Это потом, когда меня комбат в сторону оттолкнул да всю обойму из пистолета в тигра выпустил, мы поняли, что к чему. Хозяин замка, когда на запад драпанул перед самым нашим приходом, прихватить своё имущество не успел и решил хоть как-то отомстить нам, русским, покуражиться. Чучело у него тигра было, добыл,

наверно, где-нибудь в Индии, у него почти по всем комнатам чучела стояли и висели, так он это чучело за верёвку к низу двери привязал, верёвку по самому полу пустил, её не видно, а тигр на резиновых колёсиках. Бесшумно двигался. Весёлый хозяин был, шельма!.. Попугал… Всё это после выяснилось. Вот так он на нас, то есть, выходит, на одном мне душу отвёл, отыгрался. А капитан Селезнёв, видя мой конфуз, отпустил меня и потом ни словом никогда не обмолвился про этот случай. Ни при других, ни наедине. Хороший был человек… И ты, Колька, никому об этом не рассказывай. Стыдно мне до сих пор. Вот помру, тогда пускай всё в записках прочитают. Тогда уже не стыдно будет. Договорились?

– Договорились, – ответил правнук. – А про одного только тигра можно?

– Про одного можно. Ну, пошли ужинать, мать, кажется, уже звала нас.

За ужином Коля младший рассказывал всем про случай с тигром, который произошёл у деда на войне. Бабушка и дедушка почему-то отнеслись к этому равнодушно, а мама и вовсе не слушала.

– Это же правда, правда, что тигр был на колёсиках!.. – пытался убедить всех Коля.

– Правда то, что ты уже две «тройки» за неделю получил, – строго сказала мама. – Надо ваши совместные занятия прекращать.

– Не надо! – горячился сынишка. – Деда мне не мешает, и я ему.

– Ладно, ладно, ешь, – вроде бы успокоилась мама, но отцу всё же сказала: – Пап, у нас на даче стол ещё один есть. Нужно его сюда привезти, рассадить эту парочку.

– Весной привезём, – согласился отец, – сейчас с прицепом возиться некогда.

– Вы не колготитесь, – успокоил всех прадед. – Мне немного осталось. К весне закончу писать, а то и сам помру, – пора уж.

Взрослые принялись разубеждать деда, что ещё не пора, что ему жить да жить.

– Сколько ж можно!.. И так девять десятков лет землю топчу, никто в нашем роду из мужиков так долго не жил. Надо давать дорогу молодым… – И прадед с той же улыбкой, как полчаса назад при свете настольной лампы, поглядел на правнука.

После ужина Коля младший и Николай Александрович снова сидели за письменным столом. Правнук читал учебник, а дед писал. Пятнадцать минут в комнате стояла тишина, только изредка шелестели листы, переворачиваемые правнуком и дедом. Неожиданно Коля зацепился глазами за одну из строчек в учебнике и спросил:

– Деда, а сорок тысяч – это много или мало?

– Чего сорок тысяч?

– Сорок тысяч километров, длина экватора Земли?

– А как ты думаешь: двадцать семь миллионов – это много или мало? – вопросом на вопрос ответил дед.

– Двадцать семь миллионов чего? – не понял уже мальчик.

– Человек. Столько людей погибло в нашей стране во время Великой Отечественной войны.

– Я не знаю, – признался правнук.

– А ты представь население двух городов, таких как Москва. Много это?

– Много.

– То-то же…

– Это значит, что в одной Москве живёт… – мальчик задумался, пытаясь подсчитать в уме результат деления.

– Тринадцать миллионов человек, – подсказал дед. – Примерно… – поправился он.

Правнук потянулся за калькулятором и стал набирать на табло цифры.

– А без него не можешь? – спросил дед, кивая на миниатюрную счётную машинку.

– Мы миллионы ещё только начали проходить, – пояснил Коля.

Дед открыл последнюю страницу своей тетради.

– Давай я тебе объясню, – предложил он и принялся показывать правнуку, как надо производить арифметические действия с миллионами.

В комнату вошла мама.

– Мам, а мне деда объясняет, как миллионы разделить и умножить!

– Хорошо, – то ли похвалила, то ли согласилась мама. – Ты уроки выучил?

– Выучил.

– Тогда пошли, зубы почистишь, и надо уже спать.

– Мам, ещё пять минуточек… – заканючил сын.

– Никаких минуточек, – строго сказала мама.

– Иди, иди, – стал дед тоже отправлять правнука.