Рассказы и стихи
Шрифт:
Стало жалко себя. Игорь закрыл глаза, чтобы сдержать слёзы. Заставил себя забыть про жалость. Пришла мысль о маме. Он стиснул зубы и попытался вспомнить прошлое…
Они переехали в многоэтажный кирпичный дом, где сейчас жили, когда вокруг была ещё деревня. Настоящая деревня. Окраина Москвы. Пошёл в школу и в четвёртом или в пятом классе впервые влюбился. По-детски, но сильно. Она была очень красивая. У неё была подружка, и с ними два их приятеля, мальчика. Так и гуляли постоянно вчетвером. А Игорь им завидовал. Однажды на школьной площадке видел, как они все целовались.
Она ему снилась несколько лет.
Встретил её два года назад. Случайно. В магазине. Не узнала…
Вверху кто-то закричал. Что крикнули – не разберёшь. Игорь отреагировал на голос. Поднял голову. Узнал, кажется, Палыча. Почему-то у того перепуганное лицо. Или так показалось? Потом сверху стали опускаться стропы с крюками. Палыч стоял во весь рост и что-то показывал рукой. А, это он крановщику, догадался Игорь и только сейчас услышал работающий двигатель. Сразу пропала пелена и пришла ясность. Надо хвататься за стропы или за крюк! Палыч подсказывает и руководит невидимым крановщиком.
«Вира!..»
Голые руки скользят по стропам…
Надо ухватиться за крюк!..
Сорвалось!..
Ещё раз!..
Когда кажется, что тянущая вверх сила готова разорвать тело, Игорь разжимает пальцы…
«…Он был в здравом уме, но чувствовал ненависть ко всем сидевшим за столом».
Сколько можно терпеть боль? Где тот порог, за которым она уже безразлична?
В седьмом классе сосед Игоря по парте, на два года старше его, стал выкручивать ему руку. Из озорства. От избытка силы. Сначала было очень больно. Кричал. Потом только ненависть. И одноклассник понял, что переступил черту, которую переступать нельзя. Но понял поздно. Друзьями они не стали…
Дверь кандёйки открылась, и в клубы сигаретного дыма, перемешанные с шумом послеобеденного веселья и начавшегося уже празднования Международного женского дня, проникло что-то новое. В проёме двери стоял Игорь. Грязь, налипшая на нём многокилограммовым панцирем, стекала на пол. Его не сразу узнали. В наступившей тишине он прошёл босыми ногами к дальнему торцу стола, где бригадир и ещё трое играли в домино, медленно, с трудом поднял руку и ударил бригадира в скулу. Удар вышел не сильный, голова бригадира только качнулась, а на щеке остался косой грязный след.
Никто его не остановил. Все смотрели то на бригадира, то на Игоря. А он хотел ударить ещё, но в бессилии опустился на скамью и вдруг заплакал.
Он сидел, размазывая по лицу грязь и слёзы, и не видел, как кто-то протягивает ему кружку с водой.
Сослуживцы
Они назначили встречу на площади Маяковского, у памятника. Олег приехал первым и стал ждать. Минут через десять появился Борис. В одной руке у него была барсетка, он опаздывал и спешил. Хотя они не виделись больше двадцати лет, Олег сразу его узнал. Борис остался таким же, только чуть располневшим, и волосы на голове заметно поредели;
– Ну, ты не изменился! – воскликнул Борис. – Всё такой же, спортивный!..
– Да и ты не меняешься, – ответил Олег, – только вот волосы…
– Лысею, – усмехнулся Борис.
Принялись расспрашивать и рассказывать о себе. Больше говорил Борис.
– Мне тут надо на работу заскочить, – сказал он. – Поехали со мной. Заодно там и посидим, там есть где…
– А ты что же, в Москве работаешь?
– Полгода.
– И кем?
– Массажистом.
– Ты же прапорщиком в Мурманске служил!..
– Мичманом, – поправил Борис. – Но всё, почти год как в запасе…
Олег был удивлён. Тем, что товарищ работает в столице массажистом, – особенно.
– Курсы, наверное, кончил? – спросил он.
– И курсы, и медицинское училище перед этим.
– Когда же ты успел?
– Успел, – хитро улыбнулся Борис. – Крутиться надо… Потом расскажу. Поехали ко мне на работу.
– А где это?
– На «Войковской».
– Хорошо, – согласился Олег, и они пошли к метро.
Войдя внутрь, спустились по лестнице, и Олег направился к турникетам, по пути доставая из кармана куртки проездной билет. Борис же предъявил какие-то корочки контролёру и прошёл по ним.
– Что это у тебя? – полюбопытствовал Олег уже на эскалаторе, имея в виду удостоверение товарища.
Борис раскрыл его и показал. Это было удостоверение ликвидатора аварии на Чернобыльской АЭС.
– Ты там был? – спросил Олег.
– Три месяца. Из Мурманска направляли.
– Ну и как, без последствий?..
– Нет, всё нормально, – заверил Борис.
– Льгот, наверное, – море?
– Да. Проезд бесплатный на городском транспорте, выслуга лет, доплаты, пенсия уже…
– Большая?
Борис назвал сумму. Олег, не имея постоянной работы, позавидовал; деньги по нынешним меркам хоть небольшие, но одному на них прожить можно. В кармане у него сейчас было гораздо меньше, и он в уме прикидывал, хватит ли их, чтобы угостить товарища в кафе или баре. Борис же добавил:
– Но работаю ещё.
– На «Войковской»?
– Да, в спортивном центре. Там для «крутых» теннисный корт, тренажёрный зал, бассейн, сауна… А у меня отдельный кабинет. Массажный.
– Новых русских массируешь? – улыбнулся Олег.
– Ну а кого же! Простые работяги туда не ходят – не по карману… – Борис как-то пристально взглянул на товарища.
– А если тебе в спортивное общество устроиться, в «Динамо» или в «ЦСКА», например? Загранкомандировки, мир увидишь!..
– Зачем? «Бабки» там меньше, а работа!.. Попробуй у спортсменов мышцы промни, – легче самому матч отыграть. Полный массаж, без халтуры, – больше часа. Двоих таких отмассируешь – и баста, выдохся. А тут мужик какой-нибудь из «новых» или баба: мышц нет, тело мягкое, двадцать минут – и следующий. Человек семь или восемь за день примешь, а сеанс – до шестидесяти долларов; вот и считай, сколько выходит.