Рассказы о русском подвиге
Шрифт:
В центре русских войск между левым и правым крылом возвышался курган —
самая высокая точка на всем Бородинском поле.
На кургане была поставлена русская батарея. Теперь, после гибели
Багратиона, когда французам наконец удалось потеснить левый фланг, все их силы были
брошены к центру. Курганная батарея оказалась главным местом сражения.
К полудню батарея дважды переходила из рук в руки. Упорство и с той и с
другой стороны достигло предела.
лошадь. Не стихает страшная канонада. Ядра, словно плуги, вздымают землю.
Градом по полю стучит картечь. Хрипят недобитые кони. Одиноким воплем
раздалось чье-то рыдание. Умирая, кто-то молится богу. Неистово бьют барабаны. Черное
облако дыма закрыло солнце.
Французы опять потеснили русских.
Стоит Кутузов на возвышенном месте у Горок, зорко следит за битвой. Под-
зорная труба в руках у Кутузова. Окружают его адъютанты, курьеры, посыльные.
То одного, то другого манит к себе Кутузов:
— А ну-ка, голубчик, скачи на Курганную.
— Ступай-ка, батенька, в корпус Дохтурова.
— Разведай, братец, как дела у Раевского.
Мягко, без крика отдает приказы Кутузов. Все у него на счету: куда
подвести резервы, какому генералу сменить позицию, к какому месту подвинуть пушки.
Знает Кутузов, что в битве бывает всякое. Иногда и отступишь на шаг, зато
после десять отмеришь вперед.
Хладнокровен в бою Кутузов. Видит он, что французы теснят у Курганной
русских. Однако не это в бою главнейшее. Победу в конце считают.
В это время влетает на холм генерал Вольцоген. Конь генеральский взмылен.
Лицо генерала бледное. Уздечка в руках мелкую дробь выбивает.
Осадил генерал коня.
— Отступаем, — кричит, — отступаем! Рушится, ваша светлость, центр!
Вольцоген был генерал не из храбрых, хотя на словах и бойкий.
Недолюбливали его в армии. Недолюбливал и Кутузов.
Видит Кутузов, что центр действительно заколебался. Смотрит на это место,
потом подымает взгляд на Вольцогена:
— Да что вы, голубчик, я ничего не вижу.
— Вот же, вот же! — кричит Вольцоген. — Взгляните, — и тянет подзорную
трубу главнокомандующему.
Поднял Кутузов трубу, приложил к незрячему глазу, тому, что был выбит
еще лет тридцать назад под Алуштой.
— Нет, — говорит, — ничего не вижу.
Понял Вольцоген хитрость Кутузова, промолчал. Повернулся он к месту боя.
Смотрит, а там действительно отступление кончилось.
Ударили наши солдаты в штыки, сами гонят французов.
Усмехнулся Кутузов.
— Да вы, батенька, видать, стороны перепутали. Бывает, голубчик, бывает.
Оно
ЗАВТРАК ГЕНЕРАЛА МИЛОРАДОВИЧА
Пока Кутузов разговаривал с генералом Вольцогеном, у Курганной батареи
произошло вот что. Сюда на помощь Барклаю-де-Толли с правого фланга по
приказанию Кутузова прискакал генерал Милорадович. Как раз русские начали
отступление.
Горяч Милорадович. Лихой, боевой генерал, суворовский. Не зря он послан
сюда Кутузовым.
Кричит Милорадович что-то солдатам, глохнут, как в вате, в артиллерийском
гуле слова. Решил генерал личным примером увлечь войска. Взял он с собой
адъютанта и с места в карьер, галопом по полю навстречу французам. Влетел на
пригорок, осадил скакуна, спрыгнул на землю.
— Распорядитесь, — командует адъютанту, — подать сюда завтрак.
Многое видел адъютант на своем веку, знал генеральскую лихость, однако
такое... Стоит, растерялся.
Рвутся кругом гранаты. Картечь как дождем поливает — верная смерть.
— Завтрак подать! — кричит Милорадович.
Бросился адъютант выполнять приказание. Тащат генералу еду. Ухватил он
утиную ногу, из фляги водой запивает. 148
Не стихает зловещий бой. Ядра бугор осыпают. Видят солдаты под огнем
генерала.
— Господи, пищей, никак, занялся!
— Да ну!
— Ей-ей! Утиную ногу ест.
— Выходит, наши дела неплохи.
— Братцы, вперед!
Собрались солдаты с силами, бросились на французов. Этот момент и увидел
с холма Вольцоген.
Уцелел под огнем Милорадович. Понял: не зря прискакал под пули. Отшвырнул
недоеденный кус утятины. Снова вскочил на коня. Вернулся к своим полкам:
— Дружно, вперед! Герои!
Бьются, бьются солдаты. Огромным факелом пылает Бородино. Третий час
после полудня. Кто сказал, что попятились русские?!
РУКА
Молодой офицер Бибиков, уходя на войну, мечтал о подвиге, о геройстве.
Прибыл Бибиков в армию, надеялся попасть в боевой полк. Однако судьба
поступила иначе. Определили его офицером в штаб, для переписки разных бумаг и
приказов.
— Какое же в штабе геройство... — вздыхает Бибиков. — Где же я подвиг здесь
совершу, чем же имя свое прославлю!..
Прошло два месяца. Наступил день Бородинской битвы. Сражение было в самом
разгаре. Пушки палили и с той и с другой стороны с такой силой, что не только
голосов, но и ружейной стрельбы не было слышно. Бой шел за Курганную