Рассказы субару. 2 в 1

Тишинова Алиса

Смешно и грустно. И… стыдно. Или уже нет? Пожалуй, нет. Только грустно. Тяжело раздваиваться. Кому-то просто, а ей трудно. Если поглядеть на всё с высоты птичьего полёта – переживать не о чем. Если его не будет – жила же она как то раньше. Будет – просто радоваться моменту. И всё. То, к чему рвётся глупая душа, - невозможно по тысяче причин; оба знают это изначально; и еще в самую первую встречу было невольно проговорено и решено:

«Если ты решишь разводиться», – начал он фразу. «Нет!» – крикнула она с ужасом в голосе от одной мысли

о такой перспективе. И что теперь? Она даже не узнала, что он тогда хотел сказать. Явно не замуж звать,когда они еще лишь беседовали,когда она впервые осталась на чай… с виски. Но что-то хотел. Теперь не узнать. Её атегорическое «нет» прозвучало слишком резко. А теперь… если б теперь он предложил? Что бы она сказала? Она не знала ответ. Наверное, умерла бы от счастья. И сказала бы: «Нет», заливаясь слезами? Или: «Да»? И что потом было бы?

Лучше не умирать от счастья. И ни от чего не умирать. Не надо. Надо жить. Жить…

***

Он с отвращением вытащил из машины какое-тo загадочное средство для волос, по виду напоминавшее отраву для тараканов.

– Вот, старушка купила. одит пo магазинам, покупает просто так, что в голову взбредёт. То стухшие котлеты купит… азвлечение такое. Куда это?

– Положи в подъезде; я всегда так делаю.

– Твоя правда. А продукты приходится просто на помойку. Крыс кормить только.

– Почему? Баки же с крышками!

– Ага, с крышками. А снизу дыры. Ты выйди,когда стемнело, открой крышку эту, увидишь. Ой,извини, всё, молчу. Забыл что ты не выносишь…

Запаха в машинe уже почти не было. Хорошо. Она почти засыпала. Так странно было возвращаться не ночью, а днём,когда слепило солнце и такая открытость всему. Но зато как-то спокойнее. Сонно… Суба-ру. Ру…

ГЛВ 17. ПРАВДА И УСТЛОСТЬ

«Я должна настроить себя на лечение. Мне всё равно в каком он настроении; в конце концов, так уже нельзя. Мы занимаемся черти чем, а лечение в результате не движется. Подковыряет что-то наспех, для проформы,и всё…»

Она устала за последние дни, столько дел навалилось… Музыку включила прямо в автобусе, - пускай слушают. Сегодя она уже второй раз и в автобусе, и в такси, - где только ни была. Теперь её почти не спрашивают, куда и надолго ли. «Вся в делах, вся в делах.» втобус долго торчал на светофорах,и раздражал этим. Пoчему-то она всегда садилась на своё привычное место – третье, слева, у окна. сли были места,конечно. Вышла на скользкий тротуар, прошла по привычному двору. Привет, субару, – рада меня видеть?

Дверь не заперта; значит, - один,и ждёт её. Света почти нет. «Шерше ту жюр» и «Супергерл» вместо приветствия. Очень уверенные акие-то «Шерше», – она и не подумала уменьшить громкость. Подождет. Вначале она разденется, посетит туалет, а и лишь после убавит громкость.

Он лежал на диване тёмным пятном. Любимый плед свернут под головой вместо подушки.

– Привет! –

бодро и громко. Прошла мимо, к шкафу, повесила пальто на плечики. – Спишь опять?

– Сплю… Садись рядом.

Села.

– Греюсь тут. Холодно?

Его руки словно невзначай легли на её бедро (ай да платье! Прямо притягивает. И шерстяное, теплое, удобное. Но она пришла лечиться. Вначале. Потом уже можно и ещё что то…

– я сдох уже… Совсем сил нет; достали все.

– Свечку поставить? Отпеть?

– Да не, я лучше сам. Не надо меня…

– Нет уж, похороны – так похороны. Мне как раз хочется кого-нибудь прибить сегодня.

– Сейчас чаю выпьем, помянем. Будешь чай?

– Если ты будешь,то и я… Но вообще-то надо зубы делать.

– А что ты хочешь с ними делать?

– Хм… так те два доводить до конца. Я поняла, где царапает. Говорила же, что со стороны языка! Ну и шестой лечить, планово… кто из нас стоматолог?

– А, не знаю… Так как насчёт чая?

– А на поминках пьют не чай. Я помню, мне даже маленькой наливали водку, символически.

– Да по-разному бывает. Можно и чаем помянуть. Короче, если ты будешь, то и я. Есть хочу, а ничего нет. Чеснок, сухарь и старые конфеты.

– Я тоже голодная, но это ничего. Пока терпимо. Во сколько я ела сегодня? в одиннадцать? С шести утра бегаю.

– Что так?

– Мрт сделала наконец. Смотри, как вену запортили! – она задрала рукав, оголив тонкую руку, – на сгибе красовались два здоровых синяка.
– Говорила же: не попадете в правую. Не слушает. Проколола насквозь. Все равно пришлось колoть левую. И вообще. Одно расстройство со всеми: всех лечить, записывать к специалистам. Дочь, сестру, мужа… Школа бесит.

– Какой диагноз-то у сестры?

– Не знаю я пока. Приедет, обследуем тут, да посмотрю на неё. В самом деле всё так нехорошо,или ей кажется.

– Мнительная?

– Не знаю. Пока не рядом, ничего не понять.

– у мужа что?

(А это тебе зачем? Но что-то ответить надо).

– С суставами что-то. Тоже адо прoверяться. А в школе продленка платная, занятия, - говорила?

– Нет.

– Деньги дерут, а ходить получается изредка; обещали компенсировать пропуски, а оказалось – нет, зря только бегали, справки доставали. И у них семь пятниц на неделе, как всегда. Кого точно прибить хочется,так это их.

– Значит, не меня? Ну, слава Богу. Их можно. Вон у меня лопата стоит (было две, одну уже стащили, сволочи), - на тебе.

Давно она не гoворила ему о проблемах. Марку держала. Сейчас отпустило, стало, как тогда, давно. Стало легче. Показалось – всё пройдет. можно ведь, – расслабиться и откровенно бурчать на все. Хихикнула.

– Представила картинку, как я иду к директрисе с лопатой!

– Нести чай-то?

– Давай.

– ты ложись,там тепло, я нагрел.

Легла. И вправду тепло. И время есть. Никто не знает, когда она пришла сюда. Как хорошо.