Расследователь. Предложение крымского премьера
Шрифт:
В конце второго дня семинара Андрей прочитал заключительную лекцию. В принципе, можно было улетать, но он решил остаться еще на один день - впереди было короткое бабье лето, а потом слякотная петербургская осень с дождями, мокрым снегом и голыми деревьями. Андрей решил задержаться на денек у моря.
Вечером он пригласил Галину в ресторан. Они поехали в Ялту, на Дарсан, в "Горку". Вечерело, садилось солнце, освещая лежащие внизу город, порт и бесконечный простор моря. Пейзаж был совершенно фантастический в невозможной своей красоте.
Андрей
– Обнорский, - сказала Галина осторожно, - ты не передумал?
– Про что не передумал?
– спросил Обнорский, очнувшись.
– Ты все-таки улетаешь в свой Ленинград?
– В Санкт-Петербург...
– Жаль...
– Мне тоже.
– Ну так останься!
– сказала она.
– Давай останемся здесь еще на недельку... или махнем ко мне в Киев. Там сейчас очень красиво, каштаны на Крещатике стоят рыжие. А, Андрей?
Обнорский взял Галину за руку, сказал:
– Я не могу. Каштаны - это здорово... но не могу. У меня Агентство, лекции в университете. Извини, не могу - работа.
– Я же не предлагаю тебе отдых. Ты в Киеве проведешь еще один семинар. Для большой группы журналистов. То, что ты рассказал ребятам о методике расследования, более чем полезно. У нас практически нет журналистов, специализирующихся именно на расследовании. А в свете последних событий это актуально до предела. Исчезновение Горделадзе...
Обнорский поморщился. Говорить о Горделадзе не хотелось. Хотелось просто смотреть на море и закат, пить это изумительное вино.
– Да, Горделадзе, - с ноткой вызова сказала Галина.
– Я обратила внимание, что тебе не хочется говорить на эту тему. Но ведь ты не знаешь подробностей. Ты не знаешь, что за ним следили последнее время.
– И что - есть факты?
– Да, есть факты...
– Любопытно...
– И это все, что ты можешь сказать? Неужели у тебя нет хотя бы чувства корпоративной солидарности? Неужели тебе не хочется разобраться?
Солнечный диск спрятался, и мгновенно стало темно. Город внизу вспыхнул тысячами окон и фонарей. В море ярко светились огоньки катеров. Обнорский вздохнул и ответил:
– У меня есть чувство корпоративной солидарности... Но видишь ли, для того, чтобы, как ты говоришь, разобраться, мало одного желания. Разбираться нужно командой. Потратить на это массу времени и денег...
– Деньги будут, - сказала Галина быстро.
– Ото! Откуда же они возьмутся? Даст ваша "Виктория"?
– Да, даст наша "Виктория".
– Ого! Ты, видимо, не представляешь себе, о каких деньгах идет речь, сказал Обнорский.
– Для того, чтобы работать на серьезном уровне, необходимо задействовать хотя бы пару моих ребят. Им нужно оплатить билеты, гостиницу, командировочные. Их необходимо оснастить средствами связи, транспортом. Им
– Деньги будут, - уверенно сказала Галина. Обнорский посмотрел на нее с интересом. Закурил, потом спросил:
– А кто финансирует вашу "Викторию"?
– Нас финансирует правительство США.
– ЦРУ?
– спросил Обнорский громким шепотом, выкатывая глаза.
Галина нахмурила брови и сказала:
– Глупости. Какое ЦРУ? Какое ЦРУ, Андрей?
– Не обижайся, - ответил Обнорский.
– Мне по большому счету глубоко наплевать, кто финансирует ваш фонд.. Хоть Папа Римский, хоть Березовский, хоть союз геев и лесбиянок... на результаты расследования это никак не повлияет.
– Я могу понимать твои слова, как согласие провести расследование исчезновения Горделадзе?
– Очень быстро бежишь. Притормози.
– Но ты сказал, что...
– Погоди, Галя, - перебил ее Обнорский.
– Мне нужно вернуться в Питер, посмотреть, какие есть материалы по Горделадзе... и только после этого принять решение. О'кей?
– Йес!
– ответила Галина.
– Материалы я тебе подберу и вышлю.
– И давай-ка сегодня больше не будем возвращаться к этой теме, добавил Обнорский.
К этой теме больше не возвращались. Поужинали и вернулись в санаторий. Наутро утомленный любовью Обнорский уехал в Симферополь, оттуда вылетел в Москву, а вечером был в Питере. С собой он привез тоненькую папочку с надписью "Горделадзе". Никакие предчувствия его по-прежнему не беспокоили.
* * *
В Питере Обнорский закрутился с делами и два дня все никак не мог добраться до папки. Вечером второго дня позвонила Галина, поинтересовалась: как дела вообще и познакомился ли Андрей с содержимым папки в частности?
– Галя, - сказал Обнорский, - я страшный свин, но так и не нашел пока времени...
– Андрей, - с укором протянула Галина.
– Ну виноват, признаю! Даю честное пионерское, что прямо сейчас сажусь читать. Завтра утром тебе отзвонюсь... 0'кей?
– Йес!
– ответила она.
– Я очень хочу тебя видеть, Андрюша... или хотя бы слышать твой голос. Я буду ждать твоего звонка. Я очень буду ждать, Андрюша.
Обнорский включил кофеварку, выключил телевизор (с экрана энтэвэшный диктор взахлеб рассказывал о "чудовищных репрессиях" против НТВ) и открыл папку.
С первой страницы на него смотрело лицо Георгия Горделадзе. Взгляд у Георгия был хороший, Обнорскому он понравился... Еще Обнорский подумал, что где-то уже видел Горделадзе... или кого-то он сильно напоминает. Андрей попытался понять, где же мог видеть или на кого похож Георгий Горделадзе, и не смог. Андрей перевернул страницу и снова увидел фото журналиста. На этот раз Георгий был сфотографирован с женщиной и двумя девочками, а подпись под снимком гласила: "Георпй Горделадзе з дружиною Мiрославою i дiтъми".