Расследует Максимилиан Хеллер

Ковен Анри

– Они будут здесь завтра, – ответил я.

– Спасибо.

Затем он вынул из кармана пиджака красный бумажник, на мгновение поколебался, потом снова заговорил, протягивая пачку пожелтевших ассигнаций.

– Этот бедный человек, который сидит в тюрьме… ну, вы знаете… Герэн, несомненно, на грани смерти от несчастья, которое ему выпало. Передайте ему, умоляю, эту небольшую сумму.

–Ах! Максимилиан, – сказал я, с силой пожимая ему руку, – какой вы молодец!

Эти слова, казалось, произвели на него глубокое впечатление. Он нахмурился и заерзал на стуле.

– Нет, я не такой уж и хороший, –

угрюмо прошептал Хеллер, – я просто… Человеческое общество, среди которого я вынужден жить, нанесло этому несчастному человеку колоссальный ущерб. Я считаю себя ответственным перед ним. Степень… мера этой коллективной вины… я должен постараться исправить это в соответствии с моими средствами. Мой поступок, по правде говоря, очень прост, и я удивлен, что он вызывает у вас такой всплеск восхищения! Кроме того, у меня больше денег, гораздо больше, чем мне нужно для жизни. Мне кажется, в этом нет моей заслуги, ведь я просто хочу избавиться от того, что для меня лишнее.

Слушая это заявление, сделанное так пренебрежительно, я не мог не улыбнуться. Хорошо известно, что врачи, наблюдатели по профессии, со временем приобретают остроту зрения, которая позволяет им исследовать душевные болезни также глубоко, как и телесные. Мне показалось, что в тот момент Максимилиану не хватало искренности, которая всегда была отличительной чертой и почетным знаком Альцестов^[27].

Очевидно, его природа противилась говорить то, что было у него на душе. Еще месяц назад он не мог заставить себя выражать чувства, идущие от сердца. Тогда его слова были горькими, холодными и острыми. В то время чувствовалось, что его душа возмущена до глубины души, что он презирает человечество за его пороки и ошибки, окутывая всех своих соплеменников сильной ненавистью, гноящейся в его сердце.

Теперь его тон был вынужденным и декламационным. Слушая его, я вспомнил о плохом актере из провинции, который, играя Альцеста в «Мизантропе», надувал щеки и бил кулаками и ногами по мебели на сцене. Напрасно Максимилиан Хеллер пытался скрыть перемену в своем внутреннем «Я», напрасно притворялся, будто сохранил во всей своей строгости угрюмый характер скептика, который он представлял мне с момента нашей первой встречи. Он не мог обмануть меня.

Неизвестные мне страдания и несчастья или, возможно, большая несправедливость, которую он перенес, до сих пор сеяли в его душе яд ненависти и отчаяния. Но, слава Богу, яд только что нашел свое противоядие. Как он мог усомниться в человеческой щедрости перед лицом славной работы, которую он только что проделал? Как, глядя на успех, которым Бог увенчал его благородные усилия, он мог не признать силу и красоту провидения?

Существует закон психологии, которому подчиняются все люди. Он побуждает нас судить о Вселенной в соответствии с ограниченным миром, в котором мы живем, и заставляет нас размышлять о наших собратьях через призму наших собственных добродетелей и наших собственных ошибок.

Наш взгляд постоянно фиксируется на этом тайном зеркале, заключенном в нашей душе, рассматривая свое отражение, мы получаем представление об образе других.

Поэтому для меня было очевидно, что, видя себя таким великим, благородным и прекрасным в зеркале своей собственной души, Максимилиан был вынужден примириться

со своими собратьями и с Богом. Поднявшись в собственных глазах, он по той же причине поднял и все человечество.

Мы оба хранили молчание.

Максимилиан встал, сделав несколько шагов ко мне.

– Мой дорогой доктор, вероятно, это последний раз, когда я буду иметь удовольствие видеть вас. С моей стороны было бы неучтиво, если бы я не поблагодарил вас за заботу, которую вы проявили ко мне, и за услуги, которые вы мне оказали за последний месяц.

– Что это значит? – удивился я. – Вы уезжаете из Парижа?

– Нет, – ответил он с грустной улыбкой, – напротив, я собираюсь еще глубже погрузиться в него…

Несомненно, Максимилиан понял, что я ждал объяснения этих загадочных слов.

– Мое формальное намерение, – не выступать на следующих ассизах^[28]. Я не хочу быть знаменитым героем. С завтрашнего дня я покидаю этот дом, эту комнату, и я хочу, чтобы мои друзья никогда не узнали мое новое местонахождение.

– Но ведь ваши показания необходимы и даже незаменимы для судей.

– Совсем нет. Вы знаете, что убийца во всем сознался.

– Но вы не сможете предотвратить оглашение вашего имени, ведь вы были причастны к раскрытию преступлений и сыграли в этом немаловажную роль.

– Как вы думаете, я сказал месье Донно свое настоящее имя? Только один человек в мире знает всю правду, это вы. Я позвал вас сюда, чтобы попросить дать мне честное слово, что никогда, пока я жив, вы не выдадите мою тайну.

– Я обещаю вам, – сказал я, пожимая ему руку. Но когда суд закончится и виновный будет наказан, когда все это начнет забываться, разве вы не позволите друзьям найти вас? Итак, вы хотите проститься со мной навсегда?

Я был очень взволнован, когда говорил эти слова. Думаю, Максимилиан заметил это и сам был тронут моим интересом к нему. Он схватил мою руку и сказал слишком резким тоном, едва скрывая свои чувства:

– Если случится так, что мы когда-нибудь встретимся, я буду рад видеть вас снова.

* * *

Франсуа Бошар, известный как Буле-Руж, был казнен 25 марта 1846 года у ворот Сент-Жак в присутствии огромной толпы.

Спустя несколько месяцев после этого последнего и мрачного эпизода драмы, о которой идет речь, в первой половине июля я проезжал по набережной, расположенной перед отелем «Монни», как вдруг мне показалось, что я увидел знакомую фигуру около лавки продавца антикварных книг. Мужчина стоял под открытым небом. Он был высокий, худой, стройный, в длинном до пят и слегка потертом сюртуке, с поднятым до глаз воротником.

Так называемая шляпа-боливар^[29] закрывала его верхнюю часть лица широкими полями. Несмотря на то, что он старался скрыть свое лицо, я без труда узнал в нем своего старого друга, месье Максимилиана Хеллера.

Я благодарил провидение, которое дало мне еще один шанс встретиться с ним. В течение нескольких недель я скрупулезно искал его и путешествовал по некоторым районам Парижа, в надежде найти старого знакомого.

Позднее вы поймете, какие причины побудили меня как можно быстрее восстановить связь с философом.