Расследует Максимилиан Хеллер
Шрифт:
В этом последнем деле, которое, вероятно, будет стоить ему жизни, если бы я не увидел скелет месье Бреа-Кергена в темноте чулана, то у меня не возникло бы мысли проводить там обыск. Следовательно, я не открыл бы кожаной сумки и получил бы смертельный укол в пятку с ядом кураре… и преступник никогда не был бы передан правосудию.
Судебный следователь Донно высказал бандиту свое удивление, что такой умный и расчетливый человек, как он, сохранил скелет жертвы, а это неопровержимая улика.
– Я не могу этого объяснить, черт подери! – отвечал он. – Мне часто приходило в голову избавиться от него. Однажды я даже отнес его в пруд, чтобы спрятать на дне. Но я смотрел на это как на слабость, как на недостойную меня трусость! А потом он был так прекрасно обработан! Это было настоящее произведение анатомического искусства, которое
Затем он рассказал нам, как десять лет тому назад ему удалось избежать активного судебного преследования, как его медицинские знания, полученные в Индии, где он укрывался после побега из Кайенны, позволили ему дважды за это время сыграть роль доктора Виксона.
Эта роль открыла для него двери всех салонов Парижа и позволила бросить очередной вызов полиции. Он был невероятно одаренным человеком, но его талант был поставлен на службу низменных наклонностей этого человека.
Буле-Руж обладал определенным талантом рассказчика и использовал в своей речи богатые и яркие обороты речи. Мы слушали его, как если бы сидели в парижских салонах, а он был путешественником, возвращающимся из странных мест и рассказывающим о своих приключениях с несравненным очарованием.
Этот необычный человек с энтузиазмом рассказывал о своих преступлениях и, казалось, гордился ими. Если бы не окружавшие его жандармы и сковавшие его наручники, то можно было бы подумать, что перед вами давно потерянный друг, рассказывающий о своих заграничных приключениях и событиях опасного путешествия, а не заключенный, обвиняемый в преступлениях, грозящих смертной казнью и чья голова скоро окажется на эшафоте.
Сильный, но причудливый характер этого человека чрезвычайно заинтересовал меня, и теперь, когда несчастный Герэн наверняка выйдет на свободу, я почти надеялся, что Буле-Руж сможет избежать смерти. Для человека такого таланта было бы действительно трагедией закончить свою жизнь под лезвием гильотины, как обычный преступник.
Я выбрал из допроса те факты, которые имеют отношение к тому, что однажды будет называться «Дело Бреа-Ленуара», и поспешно отправляю вам краткое изложение.
Его признание в убийстве месье Бреа-Кергена во всех деталях подтверждает рассказ Ивонн. Я спросил убийцу, почему в четверг вечером он пытался заставить свою сообщницу уехать в Ренн и почему, когда она отказалась, он решил ее убить.
– Ах! – ответил он. – Я был полностью уверен, что вы приехали со мной, чтобы шпионить и раскрыть мои секреты. Я не боялся вас, так как был уверен, что вы не сможете добыть никакой информации от старого садовника. Он, кстати, и не знал ничего, что можно было бы сообщить, так как никогда не замечал, что я занял место его настоящего хозяина. Но я боялся Ивонн. Как известно, женщины подвержены угрызениям совести и нервным припадкам. Если бы вы узнали, что она в особняке (а то, что последовало за этим, доказало, что мои опасения были вполне обоснованными), то вы бы смогли заставить ее заговорить. Вот почему я хотел отправить ее в Ренн и убить, когда она отказалась.
– Но почему, когда вы узнали, кто я, не избавились немедленно от меня, как хотели сделать с Ивонн?
– Я вам расскажу. Когда вы представились мне в Париже, я принял вас за настоящего болвана, глупого и безобидного, настолько хороша была маскировка. Я был рад воспользоваться вашими услугами, потому что мне нужно было разложить вещи покойного. Я не хотел использовать управляющего Проспера, потому что опасался его любознательности и болтовни. Кроме того, два дня назад у меня была неудачная встреча с молодым аристократом на Университетской улице, который отбил мне почки, из-за чего я не мог наклоняться. Итак, я взял вас к себе на службу, полностью рассчитывая отправить вас обратно в деревню, как только я уеду из Парижа. Но я узнал вас вечером у графини де Бреан, когда вы подошли ко мне и сели за игровой стол. Я узнал вас по глазам. Они так странно сияли и действительно напугали меня той ночью. Когда я обнаружил, что меня исследуют с таким пристальным вниманием, и когда я увидел, как ваши длинные пальцы пересчитывают карты одну за другой, я почти испугался. Да! Буле-Руж испугался! И я больше не осмеливался обманывать, это я-то, отважно одурачивший самого королевского прокурора месье де Рибейрака! Тогда я понял, что имею дело с грозным противником, поэтому чтобы
– Теперь вы должны рассказать нам, – прервал его месье Донно, – как вы задумали убить Бреа-Ленуара и как вы это осуществили.
– Это очень просто, – с обычным спокойствием ответил пленник, – я прочитал в бумагах покойного Бреа-Кергена, что у него был очень богатый брат, живущий в Париже, а недавно я нашел переписку, которая доказывала, насколько натянутыми были отношения между двумя братьями. Из одного письма я узнал, что месье Бреа-Ленуар намеревался лишить бретонца наследства. Все письма и бумаги, которые я нашел, были за последние три месяца, до этого я вообще думал, что у человека, место которого я занял, нет живых родственников. Я искал бумаги девять лет во всех укромных уголках особняка. В конце концов, я нашел их за большим венецианским зеркалом в кованой оправе. Я быстро принял решение. Меня мало беспокоило то, что меня обделят наследством. Я не мог потерять миллионы, необходимые мне, чтобы начать великий проект, о котором я упоминал ранее, и для которого я намеревался привлечь этого месье.
Поэтому я уехал в Париж, чтобы найти завещание, лишающее наследства человека, место которого я занял. Как только завещание будет аннулировано, я без труда унаследую состояние. Обстоятельства благоприятствовали мне, потому что старый волк Бреа-Керген никогда не покидал свой особняк, поэтому никто не помнил, как он выглядит. Это дало мне возможность легко выдать себя за него. Кроме того, я всегда, как и этот месье, искусно маскировался. Я был примерно того же роста, что и умерший. Его огромный парик из взлохмаченных волос и его лицо, похожее на немытого медведя, было легко скопировать, а поскольку он никогда не говорил ни слова, у меня никогда не возникало проблем с имитацией голоса. Добравшись до Парижа, я провел около недели, изучая привычки Бреа-Ленуара, исследуя план дома и его окрестности. Несмотря на то, что «мой брат» отошел от дел, каждый день на два или три часа он ходил на фондовую биржу, чтобы развлечься. Я купил форму посыльного и, неся под мышкой красиво оформленный журнал, упакованный в объемный пакет, около трех часов дня подошел к двери дома. Мне пришлось тщательно спланировать свой визит, чтобы управляющего Проспера не было на месте. Единственным человеком был Герэн, слонявшийся по дому, засунув руки в карманы.
«Месье Бреа-Ленуар?» – спросил я.
«Его здесь нет», – ответил наивный крестьянин, кланяясь в пол.
«Знаю, что его здесь нет, – продолжил я, громко хохоча, – просто спросил, чтобы убедиться, что это его дом. Он сам послал меня сюда. Он подошел ко мне у биржи, где лавка виноторговца, знаете? И попросил меня принести этот пакет и положить его над камином в его комнате. Не могли бы вы указать, где найти его комнату? Это тяжелая посылка, а от фондовой биржи до улицы Кассет далеко».