Рассвет. XX век
Шрифт:
После заключительных мероприятий, которые включали в себя сборку обычных винтовок Gewehre 98 на скорость и трогательное исполнение имперского гимна детьми, в течение которого Бек сардонически ухмылялся, все разошлись по домам. Мецгер попробовал было сманить меня бутылкой припасённого голландского женевера [1], но получил вежливый отказ, на который не обиделся. Я направился к станции, чтобы сесть на последний поезд до Шмаргендорфа, — и вот тогда ко мне прилипли два попутчика, изображавшие из себя умелых сыщиков.
Когда я проходил мимо длинной витрины ателье, занявшего практически весь
Откровением их личности для меня не стали: это были подручные Эрика Флюмера, те самые, что принесли для него мой ящик с винтовками. Руки они держали в карманах, нервно переглядываясь и постоянно озираясь по сторонам.
Это был плохой знак.
Я не забыл, что у них при себе имелись револьверы, а их поведение говорило о том, что они не просто желали знать, где я живу, — и не пасли для того, чтобы позвать ещё отряд соратников с дубинками и объяснить наглому выскочке, кого и за что нужно уважать в современной Германии.
Они выжидали удобного случая, чтобы расстрелять меня в спину.
О таком уже почти не пишут в газетах. Если кто-нибудь и сподобится выпустить о моей смерти заметку, это будут акулы пера, которые свяжут здоровяка, погибшего на окраине Берлина, с победителем только-только прошедшего шахматного турнира. А может, Фрейданк оседлает волну, проплатит публикацию и представит дело как политическое — о том, что членов его организации преследуют абстрактные враги, оставив уточнение этих самых врагов на откуп читателю. Прекрасная выйдет реклама для его детища. Привлечёт к нему рисковых парней, готовых бороться за благое дело и мстить за мёртвых товарищей, а что это будет за дело и с какой целью месть, — да не так уж и важно.
Почему подручные Флюмера до сих пор не осуществили свой план? Скорее всего, такая работёнка им досталась впервые. Убить человека посреди городской улицы, пусть не кипящей жизнью, но всё же и не полностью безлюдной, — задача, которая требует изрядной решимости и наглости. Это не благословлённая государствами рубка в траншеях, это — преступление, на которое обычно способны, лишь когда кровь кипит в жилах, когда адреналин бьёт в голову, — или когда убедил себя, что действуешь из наилучших побуждений и другого выхода нет. Вот парни Эрика и убеждали себя, благо время у них ещё было — пока мы не дошли до железнодорожной станции, которую посещают полицейские патрули.
А может, они просто рассчитывали на то, что я вовсе решу срезать дорогу через дворы и упрощу им задачу. О том же, кто именно приказал им расправиться со мной, догадываться не приходилось.
Я ускорил шаг и свернул в первую попавшуюся подворотню. Как известно, если боя не избежать, его надлежит принимать на своих условиях.
Я затаился за старой телегой, расположившись таким образом, чтобы свет газового фонаря с улицы не доставал до меня. Из-за высокого роста я был вынужден пригнуться, и полы пальто угодили в лужу грязи — фрау Шнайдер будет недовольна, это уж точно.
Вскоре раздались поспешные шаги — чавканье ботинок
Они прошли мимо телеги, напряжённые, как взведённые пружины.
— Где это дерьмо свиное? — прошептал первый.
— Ага, припустил вдруг. Неужели что-то почуял?
— Если мы его потеряем…
Я не стал дожидаться окончания фразы и рванулся вперёд.
Мой кулак врезался в затылок первого, и он осел на землю без звука. Второй тут же обернулся, его глаза широко распахнулись, рука потянулась из кармана, но я был быстрее. Одним движением я схватил его за запястье и с силой выкрутил, не давая достать револьвер. Он попытался ударить меня другой рукой, но я отбил удар локтем, впечатывая его в стену.
Он зашипел от боли и снова потянулся за оружием. Я ударил его в живот — воздух вырвался из его лёгких со свистом. Он согнулся пополам, но не успел восстановить дыхание, как я саданул ему в челюсть — вполсилы, чтобы ненароком не прибить. У меня к ним была пара вопросов. Ещё мгновение, и мужчина осел рядом со своим напарником, едва не шлёпнувшись рожей в слякоть. Я заботливо подхватил его и опустил на землю.
Задержал дыхание, прислушиваясь к окружению. Тишина. Только слабый гул вечернего Берлина вдалеке и едва слышное сиплое дыхание обоих неудачливых убийц.
Убедившись, что всё чисто, я вытащил платок, подаренный заботливой фрау Шнайдер, нащупал через него револьверы в их куртках, достал оба и проверил барабаны.
Заряжены.
Разрядив их, я на миг поколебался, но здравомыслие пересилило, и я не стал забирать оружие себе — чем меньше будет вопросов у властей при неожиданном обыске, тем лучше. Кто знает, чьё ещё внимание я привлеку? Я собирался играть в игру с высокими ставками, и рисковать в ней ради мнимой безопасности владения огнестрелом не хотелось.
Револьверы с патронами отдельно отправились в телегу. Её хозяин, обнаружив у себя неожиданные подарки, вряд ли обрадуется им. Если только он не знает одного бывшего каптенармуса, готового помочь со сбытом за скромную комиссию…
Сам я заниматься таким не желал. Слишком мелочно.
Подняв первого парня, я легонько пошлёпал его по щекам, чтобы помочь очнуться. Пора приступать к допросу. Если я хоть что-то смыслил в психотипаже людей вроде Эрика, то искать его надо было неподалёку — он не из тех, кто прикажет прикончить неугодного и оставит исполнение на подчинённых. Он будет чувствовать себя обязанным проконтролировать их. Следовательно, он был где-то рядом.
Надо нанести ему визит вежливости.
Эрик Флюмер от волнения не находил себе места. Он трижды проклял свою беспокойную натуру, которая не позволила ему уйти домой, а вместо этого вынудила его заказать пиво в рабочем пабе складского района в ожидании вестей от Йонаса и Тобиаса. Они были преданными людьми и не задавали лишних вопросов, с обоими его многое связывало, однако и умом они не отличались — притом настолько, что Эрик едва поборол желание отправиться с ними. Лишь мысль о том, что что-то может пойти не так, остановила его.