Рассвет. XX век
Шрифт:
Нынешний владелец компании открыто признавался, что его и его партнёров, посвящённых в эти детали, пугает сложившаяся ситуация. С присутствием в Висбадене [9] французских и английских солдат они свыклись. Они опасались, что фон Сект нарушит хрупкое равновесие, ополчившись против республиканского правительства — с коммунистической или реакционной повесткой, не так уж важно. Бек, ещё совсем недавно служивший в штабе генерала, прекрасно сознавал абсурдность этих опасений, но своих знаний в чужую голову вложить нельзя. Промышленники боялись восстания — и предлагали Беку дать ответ отрядам чёрного рейхсвера. Иначе говоря, организовать прореспубликанские отделения, которые
Людвиг быстро сообразил, что они, в сущности, желают создать свою частную армию аналогично чёрному рейхсверу. Финансирование проекта фон Бока шло через неофициальные каналы, однако слухи упорно намекали на непосредственную поддержку предпринимателя Гуго Стиннеса [10]. Тот семимильным шагами захватывал промышленность Германии и экономику Австрии, да ещё и засматривался на Чехословакию, где ему вставляли палки в колёса французы.
Будучи реалистом, Бек понимал, что вряд ли такое предложение сделали ему одному. Более того, его и вспомнили-то, скорее всего, из чувства родственного долга. Остановить процесс расползания немецкой армии на частные лоскуты он не мог, но если он возглавит его, то будет в силах остановить худшее — возникновение ещё одной угрозы рейху.
Особой веры в слова брата о том, что их концерн ни в коем случае не направит винтовки против республики, у Бека не было. Отец хорошо воспитал своих детей, но порядочность других участников концерна вызывала сомнения. В таком случае проще взять командование на себя и отказаться выполнить опасное распоряжение, если таковое поступит.
Людвиг согласился ещё и потому, что в его душе тлела надежда узнать подробнее о тех, кто продаёт секреты рейхсвера промышленным группировкам. Но он ничего так и не выяснил. Во втором письме его снабдили только списком мелких союзов, которые можно использовать для создания условного фрайкора. Чуть позже сверху пришёл приказ о направлении Бека в командировку из Мюнстера в Берлин, — ещё одно напоминание, что в республике можно было купить если не всё, то очень многое.
По пути Людвиг проехал несколько городов, в каждом из которых встречался с людьми, возглавлявшими объединения из списка. Завершился его тур в столице; последним союзом стало «Сообщество взаимопомощи бывшим фронтовикам». Сегодня Людвиг видел Фрейданка второй раз в жизни. Первая их встреча продлилась считанные минуты, когда Бек назначил дату собрания.
Здесь, в зале, переоборудованном из бывшего склада, царили примерно те же настроения, что и везде. Умеренные, если они ещё и остались в Германии, предпочитали не высовываться. Над страной дамокловым мечом нависла угроза нового вторжения. Мнимые патриоты били себя в грудь, демонстрируя решимость разбить проклятых жабоедов. Каким образом они справятся в условиях, когда рейхсвер был лишь тенью прежнего себя, оставалось неясным. Видимо, они собрались завалить врагов телами. «Стальной шлем» и прочие крупные организации снизили планку приёма, поглощая союзы поменьше с огромной скоростью.
Висбаденские промышленники не успели заскочить в последний вагон. Теперь оставался один вопрос: хватит ли сил рейхстагу остудить горячие головы в рейхсвере, чей запал подогревал Стиннес? Казалось бы, ему новая оккупация Рура должна навредить больше всего, но, поговаривали, он старательно разжигал пламя нового конфликта.
Германию ожидали мрачные дни.
Людвиг перестал вслушиваться в речь Фрейданка. Если начистоту, председатель был не худшим из тех, кого ему довелось повидать в
Но это не имело значения. Затея магнатов не удалась. Бек посетил мероприятие из чувства долга, чтобы закрыть список. Этот же долг подталкивал его написать подробный отчёт брату с рекомендациями, которые уже не понадобятся. Скоро у родственника прибавится забот, и ему будет не до формирования собственной армии.
Из размышлений Людвига вырвала мелодия. Необычная. Не та, какую ожидаешь на этом сборище. И потому — удивительная.
«Ich bin Soldat». Песня, повествующая о тягостях немецкого солдата и о его стремлении к миру и покою. О том, как его насильно выдернули из дома, отправили проливать кровь и умирать во имя жажды власти правителей. О братстве солдат из разных стран, которые с радостью пожали бы друг другу руки, но вместо этого вынуждены стрелять на поражение.
Мелодия, вкрадчивая, обманчиво простая, стремительно захватила слушателей. Если бы Людвиг верил в магию, то заподозрил бы в исполнителе волшебника. Публика, считанные секунды назад скандировавшая едкие лозунги, притихла. Потом зазвучал первый голос. Хриплый, с отчётливым эссенским акцентом, он принялся подпевать мелодии. Один за другим к смельчаку присоединялись соседи, круг поющих ширился, и вот — весь зал в едином порыве выводил слова. Никого не смущало, что мотив отличался от привычного. Каждое изменение в композиции было незначительным, однако вместе они образовывали мелодию, которая врезалась в душу и гасила пламя воинственности в сердцах собравшихся.
Благодаря стараниям родителей Людвиг получил превосходное классическое образование. Он отлично владел скрипкой, а его мать была выдающейся пианисткой; они часто устраивали музыкальные вечера в своём кругу, на которые приходили родственники и близкие друзья. Это позволило ему оценить играющего по достоинству — с точки зрения собрата-музыканта, а не только слушателя. Новое прочтение — нет, доработка, улучшение мелодии — буквально кричало о том, что за пианино сидел гений из разрядах тех, что рождаются раз в поколение.
Первый ряд имел неоспоримые преимущества. Людвиг хорошо видел выражение лица Фрейданка, сперва замершего в замешательстве, а затем покрасневшего от злости.
Бек вновь обратил внимание на гиганта, сгорбившегося над пианино. Пальцы странного музыканта порхали над клавишами так быстро, что порой было не разобрать движений. С виду он походил на типичного крестьянина из глубинки: огромный, с простоватой физиономией, на которой не отражалась работа мысли, он словно стоял за плугом, а не творил мелодию, от восхищения которой у Людвига захватило дух.
Великан же не смотрел на клавиши; он изучал реакцию зала. Взгляд его встретился со взглядом Бека, и тот собрал всю свою волю в кулак, чтобы сохранить невозмутимость. В холодных глазах здоровяка читались острый ум и несгибаемая воля. Они резко контрастировали с его простодушным, даже туповатым лицом.
Людвиг привык оценивать людей безотносительно их положения в обществе. Для Бека первоочередное значение имели заслуги и интеллект человека, и он сразу осознал, что в лице этого музыканта столкнулся с незаурядной личностью.