Разбитые надежды
Шрифт:
– Эй, старик, поднимайся, поехали домой, – Стефан тихонько тряс друга за плечо.
– Ах, это ты, Стеф! – резко очнулся Клаус, – напугал-то, а я тут уже почти заснул. Можно я у тебя сегодня перекантуюсь, а то у меня в холодильнике мышь повесилась?
– Да не вопрос, как раз сам хотел тебе предложить: я собирался какую-нибудь комедию перед сном посмотреть, а в одиночестве смеяться скучно.
«Самый обычный, ничем не отличающийся от других вечер. Но мне же 19 лет! Мне всего лишь 19 лет! Неужели это будет длиться вечно?»
***
Холодный октябрьский вечер загнал в ресторан
– Майклсон! Чёрт подери, я долго буду орать? Заказ для пятого, восьмого и девятого столика готов, тащи сюда свою задницу, и вперёд! – шеф-повар Роберт Смит не умел разговаривать никак иначе, кроме как на повышенных тонах. Он был талантливым поваром, но на редкость оскотинившимся человеком.
– Я уже бегу, бегу! – оправдывался Ник на ходу, – я просто обслуживал двенадцатый столик.
Под «обслуживал» Клаус имел в виду свой обычай поинтересоваться у посетителей, понравилось ли им блюдо и качество обслуживания и чем он может быть ещё полезен, а кроме того спрашивал мельком о погоде и прочих мелочах. Это его неравнодушие к работе и обаяние подсознательно влекли сюда обратно снова и снова. Мистер Смит понимал, что Клаус сколотил ему новый пласт клиентуры: той, которая идёт сюда не только поесть, но и к конкретному человеку, чтобы вновь почувствовать себя нужными и одаренными заботой чужого человека – официанта. Оттого он жадно боялся потерять такого ценного сотрудника, но самому юноше ни намёком не давал об этом знать.
Взяв профессиональной хваткой разом три блюда, Никлаус бодро и осторожно направился в зал, подавать на стол кулинарные изыски и свой внутренний свет. Приближался девятый столик, а вместе с ним и тонкий, свежий аромат женского парфюма. За столиком сидел солидного вида господин и сжимал в своей руке тонкую ручку белокурой одетой с иголочки девушки, которая в ответ на его умоляющий взгляд лишь скептично усмехалась звонким голосом.
– Спасибо, – отрывисто и преждевременно бросил солидный господин, подняв бегающий печальный взгляд.
– Прошу, ваш заказ…
Клаус не успел расписать то, что входило в заказ, потому что внутри него всё сжалось, а по голове словно больно ударили чем-то тяжёлым, оставляющим глухой звон в ушах: белокурая девушка обратила на него свои насмешливые голубые глаза, губы её скривились, выдавая в своей владелице то, что её застали врасплох.
– Да, спасибо, – холодно и отстранёно повторила она за своим кавалером тоном, выдающим желание спровадить официанта.
Клаус не мог не узнать свою Кэролайн, пусть и роскошно разодетую и с этим выставленным напоказ холодным взглядом. В собственных мыслях он вернулся в тот момент, когда всё разрушилось. Он ненавидел это время и не желал его вспоминать, но это сейчас было уже невозможно.
========== 12 Глава. «Я, конечно, помню всё» ==========
Когда в определённый момент твоей жизни наступает крах, то воспоминания ранят больнее всего: радостные – тем, что остались в прошлом, грустные – тем, что вообще существуют.
И Клаус помнил подготовку к выпускному вечеру, которая началась ещё в марте: тогда он мечтал, как вместе с Кэролайн пройдёт через этот значимый этап, представлял,
Никлаус и не подозревал о том, какие душевные перемены происходили в его девушке. Отношения молодых людей прошли определённую стадию, и Кэролайн начала задумываться о своём будущем. А тут ещё и мать как-то подсела со своим разговором на обожаемую ей тему того, как это мучительно печально обречь себя на брак с парнем из маленького городка – с соседом по парте, мальчишкой с твоего двора, одноклассником – с кем угодно. Для неё это означало обречь себя на муки с будущим пьяницой и неудачником.
«Ну, да, вот станет мой Ник ещё чуть старше, и дальше-то что? Он будет писать, но кому нужен писатель из провинциального городка без связей и влияния? Хах, да никому совершенно! Его нигде не будут печатать, из-за этого он впадёт в отчаяние и депрессию, начнёт пить или чего-нибудь хуже. Неужели я должна взять на себя бремя вытаскивания его из ямы неудач?»
Ко всему прочему на горизонте замаячил один приятный молодой мужчина: друг одного из художников, приехавших из Нью-Йорка, весьма солидный, к тому же при больших деньгах. В мгновение ока Кэролайн «превратилась» в обожательницу живописи и стала набиваться в знакомые к нью-йоркскому художнику, чьим другом являлся незнакомец. Тогда она неосознанно стала отдаляться от Никлауса в пользу нового потенциального спутника жизни.
– Кэр, милая моя, я понимаю, как ты занята этой подготовкой, но ты так давно не звонила, – грустно звучал голос истосковавшегося любовника в телефонной трубке.
– Ник, прости, но ты прав: Выпускной отнимает у меня всё время и силы, потерпи чуточку.
Но «чуточку» затянулось на месяц. В душе Клауса росла тревога, потому что единственное, что не изменилось с начала этого учебного года – это ощущение, что от Кэролайн неизвестно, чего ожидать и не ясно – любит ли она Никлауса. Ему хотелось от отчаяния сделать какую-нибудь безумную вещь, только бы уже не это ожидание и холодное молчание.
Молодого человека не тревожило, что апрельская ночная улица дышит прохладным ветром и красуется голыми деревьями во тьме, он почти срывался на бег, пряча ледяные руки в карманы ветровки. Когда Клаус очутился на до боли знакомой бетонной дорожке липовой аллеи, он предвкушено вздохнул и побежал. Холод не мешал молодым пальцам ловко перебирать деревянные выступы на стене дома, ноги крепко держали Клауса, не давая сорваться вниз. Парень не слышал ничего вокруг, кроме своего резкого дыхания и шороха, издаваемого ногами. Он три раза постучал в окно – тишина, он не отчаялся и постучал раз десять. В запотевшем стекле было ничего не видно, поэтому Клаус застучал сильнее и настойчивее. Тут окно резко распахнулось, и на него уставилась пара сердитых голубых глаз.