Разбитые надежды
Шрифт:
– У тебя ни ума ни совести нет! Чего ты барабанишь мне в стекло в два часа ночи?
Но Клаус ничего не ответил ей, он вскочил коленями на подоконник, радостно и жадно схватил девушку за плечи и жарко поцеловал. От неожиданности Кэролайн замерла и даже не сопротивлялась. Она чуть позже и сама не поняла, каким образом оба уже лежали раздетые в объятиях друг друга на её кровати.
Утром Клаус наскоро поцеловал свою девушку и так же втихую, словно вор, как и прошлой ночью, спустился через окно и отправился домой собираться в школу.
Это была их последняя ночь, о чём Клаус ещё пока не знал,
К исходу апреля она уже прочно заполучила в свои сети того состоятельного мужчину, и Клаус повис на девушке мёртвым грузом: она не знала, как бы тактичнее его спихнуть. В ней проснулось что-то очень взрослое, расчётливое и гадкое, что она мигом позабыла всё то, что некогда чувствовала к Клаусу.
Ник очень смутно помнил тот вечер, когда увидел свою Кэр, приехавшую к дому в красном кабриолете с незнакомым мужчиной, на вид которому было лет тридцать, не меньше. Они страстно поцеловались у дверей её дома, он пожелал ей сладких снов и обещал завтра заехать к ней, чтобы забрать к себе – остаться на ночь.
Нудные обязательные серьёзные разговоры возникли, как само собой разумеющееся.
– Ты ведь и сам, думаю, давно понимал, что между нами возникла стена?
– Я её не создавал, Кэр, – в бессильном отчаянии отвечал Никлаус на равнодушный тон девушки.
– Пойми, я не желаю тебе зла и не хочу делать больно, но ты – просто школьные отношения, будущего у нас нет.
Кэролайн ещё много чего «вразумительного» и «адекватного» высказала на этот счёт, что уже не имело для Клауса никакого смысла: он был для неё чем-то несерьёзным, он был «просто школьные отношения». Мир, которым жил парень, рухнул на его глазах в беспощадности реальности.
***
«Я, конечно, помню всё, милая Кэр… Этот выпускной, словно он был вчера, живо рисуется в моей памяти», – думал Клаус, разглядывая разодетую Кэролайн, которая здесь и сейчас, видимо, расправлялась и с нынешним любовником, который так же, как и Ник, был без ума от этой девушки.
А выпускной Клаус провёл в компании пьяного горланящего Стефана – так же, как и он сам безответно влюблённого. Они надували шары и разливали пунш – словом, «веселились от души».
Клаус не подал и вида, что знает Кэролайн, чтобы не ставить девушку в неловкое положение перед её спутником.
Остаток вечера Клаус был рассеян, почти не общался с посетителями и не улыбался. Взбудораженные нервы скрутили всё внутри в тугой узел. Но, к своему удивлению, он не раз замечал, как Кэролайн оборачивалась в его сторону, и в эти секунды казалась озадаченной. Девушка будто хотела что-то сделать или сказать, но ей мешали обстоятельства и место.
На следующее утро Никлаус вновь увидел Кэролайн за завтраком в ресторане Смита: на ней были солнечные очки и дорогой плащ, сама она сидела, чуть развалившись в своём стуле – видимо, ночь у девушки выдалась бессонной. Явилась Кэролайн и на следующий вечер: глаза её так же пытливо рассматривали бывшего парня, и она каждые пару минут меняла положение ног.
– Вижу, ты пристроился, – не выдержав, буднично произнесла она.
– Хм, вроде того. Как видишь, я жалкий официантишка и не поступил в университет своей
– Вообще ты прав, – с деланным равнодушием сверкнула она огоньками глаз, – никогда не видела такого жалкого 36-летнего мужчину: он валялся у меня в ногах и плакал.
– У тебя нет сердца, – простодушно усмехнулся Клаус и облокотился на столик Кэролайн.
Девушка сглотнула и положила ладонь на руку Клауса, отчего тот вздрогнул и резко вздохнул. «Зачем она это делает? Мучить меня хочет? Я даже знаю уже, чем сегодня кончится этот вечер – она, вероятно, соскучилась, я нутром это чувствую… Зачем эти нелепые недомолвки: лучше бы так и сказала, что сожалеет, но она не скажет этого».
***
«Да, мир на какой-то краткий миг показался мне совсем другим – таким же непредсказуемым и страшным, но в нём уже не существовало её, и я почти смирился, стал искать жизненный путь заново. Но теперь она снова в нём появилась: ворвалась безо всякого спроса в мою загнивающую жизнь, чтобы ещё раз меня уничтожить». Клаус неподвижными счастливыми глазами разглядывал потолок роскошного гостиничного номера, прислушиваясь к тихому сонному дыханию Кэролайн, чья голова покоилась на его плече. Размеренно тикали антикварные часы, за окном еле слышен был шум автомобилей, а из фруктовой вазы в гостиной с глухим стуком упало и ударилось о паркет яблоко. «Как хорошо, как прекрасно! И это больше никогда не повторится, но и чёрт-то с ним. Я давно уже был готов никогда не встречаться больше с ней…»
Проснулся Никлаус, как и ожидал, в одиночестве. Сейчас он был готов ненавидеть Кэролайн и сам с собою решил, что более точно не поведётся на её уловки и попытки вмешаться в его жизнь. В ресторане девушка также больше не появлялась, и Клаус понял, что она, скорее всего, уехала.
========== 13 Глава. «Мистер Л.» ==========
С отъездом Кэролайн Клаусу даже отчего-то стало спокойнее. Он твёрдо решил позабыть события минувшей недели, потому что понимал, что это ничего не значит и ничем не кончилось бы в любом случае.
На кухне творился сегодня настоящий переполох, поскольку приезжали кулинарные критики, чтобы оценить ресторан мистера Смита. Шеф-повар не знал в лицо этих людей, оттого в это утро он был особенно раздражён, орал и чуть ли не бил поваров и официантов, которые делали всё, чтобы сегодня ресторан выглядел на высшем уровне.
Приближался вечер, а вместе с ним нарастало напряжение всех работников. Мимолётно проходящие мимо Никлауса они то и дело со вздохом бросали что-то вроде «Ух, заколебал! Придурок!», «Так бы и врезал ему, да не могу: он мой шеф и уважаемый человек, но накипело…», «Вот он смотрит на меня, орёт, а я всё киваю и киваю, типа слушаю его, а сама бы так и двинула в челюсть!» Всем хотелось это высказать именно Нику, потому что сегодня он единственный в этом сумбуре молчал и только слушал, от этого казался своим коллегам, как, впрочем, и посетителям всегда, чем-то светлым и добрым, кем-то, кто выслушает и поймёт. И Клаус понимал всех этих измученных людей, он разделял их чувства, но молчал, а между тем, в душе его горел пожар, который ему самому было не погасить.