Разбитый Адам
Шрифт:
В то же мгновение Шейна прибило к кресту. Человек-лягушка упал с простреленной головой. Но голос его свободно раздается в воздухе, не имея источника.
– Ты хочешь спасти этот мир? Готов ли ты умереть за мир?
Шейн кричит от боли, но стигматы - только начало.
– Ты хочешь спасти весь мир? Готов ли ты каждого искупить своей молитвой? Молиться, значит истекать кровью.
Шейн теряет сознание от боли и шока.
– Готов?!
На кресте психонавт превращаться в жирного любителя фастфуда. Неведомая сила сорвала с Шейна скафандр, чтобы новое тело
«ЧРЕВОУГОДИЕ».
Толстяк-психонавт дрожит. Вены вздулись. Кажется, что в нем кипит все, что он сожрал за целую жизнь.
– А ты? Готов ли ты пожертвовать собственным братом, чтобы искупить целый мир? – спросил голос и невидимой силой направил руки Эррола так, чтобы психонавт целился в тушу на кресте.
– Это не мой брат, зверь!
– закричал Эррол.
– Что ж, тем лучше. Стреляй!
– Я не могу!
– Что? Ты только час назад устроил настоящую бойню в МакДональдсе!
– Это другое, это не считается… я боюсь.
– Стреляй или мы все зажмуримся!
– крикнул Броз.
– Брат, прости…. Ааааа!!!
Выстрел дробовика безобразно разнес в клочья грудную клетку раздувшегося толстяка, которым стал Штейн.
Но разорванное тело на кресте тут же регенерировалось и теперь на кресте распят какой-то транссексуал в карнавальном костюме.
– Штейн? Это ты?
– Это я, да, да, не стреляй! Я не хочу умирать снова!
– Стреляй! – раздался голос из бездны в затылке психонавта.
– Пожалуйста, не надо!
– просит Штейн.
На груди нового тела Штейна выгорели слова.
«ДЕБИЛ, Б****».
– Прости!
– невольно улыбнулся Эррол. Ему начинает нравится эта игра.
Дробь снесла всю верхнюю часть головы транса.
Но тело вновь регенерируется. Пока на кресте вновь и вновь появляются типичные для массовой культуры фрики, а брат убивает брата, радуясь, что ему выпал более легкий жребий, голос Архетипа обратился к Брозу, конфиденциально.
– Посмотри на них, Бессмертный. Они превратили искупление в игру, они думают, что все это не по-настоящему. Им мало даже одной смерти, чтобы очиститься от греха. Но ты не такой. Твоя потерянная рука стоит тысяч таких напарников, как эти. Ты можешь стать истинным христианином, если захочешь. По-настоящему бессмертным.
– Хах, ты прав. В мире слишком много недоумков, и я всех их ненавижу также, как ты. Но ты немного опоздал, боженька. Это будущее. Никакого смысла, никакой правды, никакой истины.
– Никогда не поздно вернуться к своему Отцу… не упорствуй…
– Отец мертв, он гниет, разве об этом недостаточно говорит то безумие, которые ты творишь здесь?
– Ты правда так считаешь? Я должен разочаровать тебя. Все происходящее есть лишь ваше извращенное представление об истинном мире. Психоанализ, псевдорелигия извращенных желаний, ложь, которой вы заглушили жажду истины.
– Хорошо, если ты претендуешь на абсолютное знание внутри меня самого, скажи, что есть истина?
В ответ Броз почувствовал
– Вот видишь! никакой Истины нет!
Эррол уже в 7 раз стреляет в Штейна, но на этот раз дробовик взорвался в руках и дробь вылетела в лицо легкомысленного убийцы.
В пространстве снова раздался голос.
– Ты оказался не так безнадежен, Штейн! Я могу вылечить тебя, если ты хочешь, идем со мной.
Сломленный и потрясенный шестью собственными смертями к ряду Штейн ответил.
– Господи! Спаси меня!
Перед крестом снова открылся источник света. Крест с распятым психонавтом медленно поднялся из земли и направился по воздуху в облако света.
– Я это так просто не оставлю!
– крикнул Броз и, вооруженный пистолетом в левой руке, с разбегу прыгнул в световое облако вслед за крестом.
Шанс
В фиолетовом мраке, родившемся от слияния небесной багровизны и голубого сияния Луны, зашевелилось искривленное тело. Делая чудовищное усилие воли, оно застонало, захрипело, затряслось и словно по воле какой-то неземной силы начало выправлять свои суставы и сухожилия в подобие нормального человека.
Это душа рвется из своей мясной избушки. В глубине ее родился нечеловеческий стимул для безнадежной борьбы с окостеневшим телом. Душа рвется вон, но не жажда жизни ею движет. Для нее теперь жить, значит умереть. И стимул этот творит чудеса. Час целенаправленной работы над совладением со своим телом дает неожиданный результат. Гортанные звуки ушли вглубь и в комнате раздался голос.
– Агат!
Таким стало первое слово Сверхчеловека, чей голос прорезался, чтобы и тело свое и мир предать анафеме. Слово облеклось в плоть гомосексуальной любви и отразило единственный Абсолют, который оказался целым и живым перед взором перерожденного человека - и имя ему просто «Агат».
В комнату вбежала сиделка. От того, что тело урода заговорило, ей стало жутко. Но этот урод – потомок живого Бога. Сиделка внутренне скрепилась и приготовилась к невероятной ночи.
– Встать…
Дамира посадили в кресло-каталку.
– Туалет.
– проговорил инвалид.
Сиделка посадила Дамира на дыру в полу – это их отхожее место - и оставила Наследника наедине со своим прояснившимся сознанием. На короткое время в голове сиделки все сложилось: больному очень понадобилось в туалет, и он так старался призвать кого-то на помощь, что сумел даже произнести несколько слов.
Сидя задом в холодной бетонной дыре Дамир прислушивается и пытается управлять мышцами лица. Взор его тупо упирается в пыльный пол.
За углом раздается диалог. Похоже, сиделка встретила коллегу, которая сразу же взволнованно начинает говорить.
Дамир тихо и аккуратно вылазит из дыры и растягивается по нему, чтобы достать непослушной рукой из кармана штанов заветный пакетик.
– Ты еще не знаешь? Тогда скрепи сердце, матушка. Произошло нечто роковое. – доносится из-за угла. Туалетной двери нет.