Разбуди меня
Шрифт:
— Нет, конечно, — Гермиона уставилась на лилии, не выдержав проницательного взгляда подруги. Ей казалось, что Джинни всё прочитает по её глазам. Но та, к счастью, была вполне удовлетворена таким ответом и, пообещав «постараться не беспокоиться», вошла в уютный ресторан, где играла музыка и вовсю продолжался праздник.
А Гермиона осталась стоять на холоде, считая секунды и глядя на пар от дыхания, который на фоне ночного неба выглядел особенно чётко.
Ну где же он?
Однако её ожидание было лишним. Стоило Гермионе повернуться в ту сторону, где,
Верхняя пуговица пальто небрежно расстёгнута, руки в карманах, а на губах широкая ухмылка. Гермиона досадливо отметила про себя, что никогда ещё не видела его таким напыщенным и самодовольным.
— Ну и по какому поводу ты ухмыляешься на этот раз? — проворчала она, внутренне дрожа от желания сию секунду очутиться в его объятиях.
— Сначала уберёмся подальше отсюда, — безапелляционно заявил Тео и, в два шага преодолев расстояние, разделявшее их, схватил Гермиону за руки и трансгрессировал вместе с ней.
Никогда ещё трансгрессия не вызывала в Гермионе столько положительных эмоций. Её, как обычно, сдавило со всех сторон, в глазах потемнело, она не могла вздохнуть — но присутствие Нотта рядом, ощущение его рук, крепко держащих её, кружило голову похлеще любого перемещения в пространстве. Поэтому, когда они наконец приземлились в какой-то комнате, Гермиона была очень рада тому, что может списать своё взбудораженное состояние на трансгрессию.
Ну а Тео, уже порядком изголодавшемуся по Гермионе, было мало её сбившегося дыхания и частого сердцебиения. И он решил узнать наверняка.
Он отпустил её всего на несколько секунд, чтобы отобрать букет из лилий и бросить куда-то в сторону, стянуть проклятые варежки вместе с мешавшим пуховиком и скинуть с себя пальто. Когда с этим было покончено, Тео одним рывком притянул Гермиону к себе и, не дав даже оглядеться вокруг, жадно впился в её губы.
Это было умопомрачительно. Настойчиво. Великолепно. Как и всегда. Сопротивляться не было никакого смысла. Она слишком по нему соскучилась и потому сразу ответила на его поцелуй.
Он обжигал её прохладные с мороза губы своим горячим дыханием, гладил её по спине, властно прижимая к себе, ощупывая атласную ткань её бледно-голубого платья, а она в прямом смысле таяла в его объятиях, где-то в глубине души испытывая лёгкий ужас от собственной пылкости.
Одна его рука скользнула вверх, ища молнию платья, но наткнулась на бесчисленные пуговички, идущие вдоль всей спины до самой талии. Тео недовольно хмыкнул, но поцелуя не прервал и тут же избрал другой путь: его пальцы коснулись ноги Гермионы чуть выше колена и поползли вверх, искусно лаская кожу, не быстро и не медленно, дразня, но не пугая. Ей казалось, что он всё время применяет легилименцию, читая её мысли, иначе как бы он мог настолько точно знать, чего именно она хочет и как — каких ласк, прикосновений, поцелуев...
Каждое его действие было пронизано страстью и умением, и Гермиона даже не могла определить, от чего больше сходит с ума. Она вообще соображала очень плохо,
А Тео продолжал всё сильнее её распалять: его требовательным губам было уже недостаточно её губ, и он со свойственной ему наглостью проник языком в её рот, да так легко и непринуждённо, что Гермиона даже не сразу поняла, что позволила ему больше того, на что он имел право... но назад дороги не было.
Он, как самый настоящий хищник, мгновенно почуял, как сломалась и разбилась в прах очередная внутренняя преграда, не дающая ему всецело завладеть этой девушкой, подчинить себе её душу и тело. Быстрота этого маленького, но совсем не малозначимого завоевания окончательно сорвала ему крышу. Прекрасно зная, чем рискует, он подвёл Гермиону к стене, продолжая горячо целовать, прижал всем телом и освободившейся рукой нырнул под нижний край платья.
Её реакция была стремительной. Она оттолкнула его с такой силой, о которой он и не подозревал, обманув сам себя её видимой хрупкостью, и нацелила на него палочку, с трудом понимая что-либо кроме того, что должна себя защитить.
Тео тоже машинально выхватил палочку и, едва Гермиона взмахнула своей, собираясь возвести Щитовые чары, он отточенным молниеносным движением обезоружил её.
Волшебная палочка из виноградной лозы вырвалась из ещё не окрепшей после такого натиска руки и, пролетев под потолком комнаты (где-то на краю сознания Гермионы промелькнула мысль, что они находятся в помещении, больше всего напоминающем гостиничный номер), попала прямо в карман Нотту.
Гермиона глубоко дышала, держась за стену позади себя и глядя на Тео со смесью страха, гнева и возбуждения. Она боялась его непредсказуемых, быстрых действий, злилась на него за то, что он снова отобрал у неё оружие, но больше всего она мечтала покориться этому мужчине, который смотрел на неё как на самую вкусную и лакомую жертву...
А он, словно только сейчас выйдя из оцепенения, медленно опустил свою палочку.
Какое-то время они оба не могли произнести ни слова. Тео, пожалуй, впервые в жизни не знал, что делать дальше с девушкой. Он сумасшедше хотел Гермиону, хотел так, что все мышцы сводило судорогой желания, но его вновь останавливал её испуганный, растерянный и вместе с тем такой пленительный вид. Он ещё чувствовал сладость её губ на своих губах, тепло её гибкого тела в своих объятиях, мягкость её нежной кожи, мгновенно покрывающейся мурашками удовольствия под его ладонями...
Одного короткого прикосновения было достаточно, чтобы представить, насколько прекрасно тело Гермионы, скрытое под дурацкой, ненужной одеждой. Тео смутно понимал, что сейчас просто необходимо что-то сказать или сделать, чтобы утихомирить разыгравшееся воображение, отвлечься от откровенных сцен, которые оно ему рисовало.
— Во-первых, ты явно ждала сегодняшней встречи, — хрипло произнёс он, нарушая повисшую тишину. — Во-вторых, надела моё кольцо. А в-третьих, поймала букет.
Растерянность на лице Гермионы сменилась лёгким раздражением.