Разговорчики в строю
Шрифт:
Машины с тихим урчанием пробирались по раздолбанной колее и наконец подъехали к воротам. Солдат выбегал к ним, на ходу застегивая китель, ремень и надевая кепку.
Когда лейтенант вышел из машины, военнослужащий уже был готов вести с ним разговор. Он остановился в нескольких метрах от Мудрецкого:
– Стой, запретная зона.
– Сейчас, погоди.
– Лейтенант вернулся к «Ниве», спохватившись, что забыл прочитать на бумажке фамилию местного начальника. При свете лампочки в салоне он разобрал каракули Стойлохрякова.
– Тут у вас за главного, - говорил он солдату, склонившись над бумажкой, - должен быть подполковник Вя-зен-ский…
– Вяземский, -
– Да, доложите ему, что приехал лейтенант Мудрецкий от подполковника Стойлохрякова.
Солдат развернулся и исчез. Ситуация пока складывалась точно такая же, как и в Большой Черниговке, - они стояли за воротами и ждали. Осталось выйти подполковнику и препроводить их на свалку. Но вместо подполковника из КПП спустя минут десять вместе с дежурным вышел капитан. Он был небольшого роста, без кепки на голове, благодаря чему в свете фар «Нивы» и «КамАЗа», а также небольшой лампочки на входе над пропускным пунктом можно было разглядеть его уже выжженные местами добела пшеничные волосы.
– Мужики, я отзвонил Вяземскому.
– Он поздоровался со всеми, кто вышел размять ноги.
– Сказал, что подъедет, а пока велел вас пригласить к нам.
Никто не возражал.
– Машины надо бы загнать… - с опаской оглядывая поглощенные темнотой окрестности, предложил лейтенант.
– Да ради бога.
Ворота открылись, и обе машины въехали внутрь.
– Так вам спокойнее?
– белобрысый улыбался в темноте.
– Ну что ж, пойдемте за мной, у нас здесь столовая на первом этаже.
Кормили неплохо: картофельное пюре и тушенка. Все быстренько приготовил сам встречающий офицер, ловко орудуя на небольшой кухне.
– У нас гарнизончик небольшой - всего тридцать человек.
– Да?
– удивился лейтенант.
– А подполковник за старшего… Как-то народу очень мало.
– Мы кастрированные.
Кадрированные части в армии любой страны - не редкость. Подразделения разворачиваются в случае военных действий и укомплектовываются мобилизованными, а в мирное время ведут очень скрытный и малозаметный образ жизни, не выдавая собственное существование практически ничем.
– Солдат у нас всего десять человек, а остальные - все офицеры. Так что наши «пиджаки» здесь все делают. Зато служба спокойная.
Все уселись за одним длинным столом. Встречающая сторона подсуетилась и выставила две бутылки водки. У Простакова загорелись глаза. Перехватив взгляд солдата, капитан покачал головой:
– Не, вы че, это только офицерам.
– Да ладно.
– Коля уселся за стол последним.
– Че, они не люди, что ли? Ну, вон только водителю не наливай.
Резинкин, поняв, что сегодня его обязательно обнесут, - такая уж у него судьба, - принялся жевать. Всем остальным налили. Ну, не пил, понятно, и Вован. Он только поддержал своего кореша весомым: «да» по поводу того, что и солдатам надо налить.
Предполагавшийся скорый ужин незаметно перешел в небольшое заседание, продолжавшееся уже более получаса, а подполковника Вяземского не было. Что такое для большой компании две бутылки водки? Пришлось капитану тащить из загашника следующую пару.
Мило прошел час. Все друг с другом перезнакомились, скоро стало ясно - все дела придется отложить до утра, поскольку налили и водителям. Действительно, куда в такую темень ломиться?
Базар шел своим чередом, курили прямо в столовой при включенном рядочке лампочек. Света хватало для того, чтобы не пронести закусь мимо рта и не промахнуться мимо стакана.
Где-то ближе часам к одиннадцати вбежал дежурный, - тот
Двумя часами ранее пятеро синяков из местных под руководством отца Филарета занимались укладкой тротуарной плитки и бордюрного камня у церкви. Работа была богоугодной, поэтому должна была быть закончена сегодня обязательно. Отец проявлял настойчивость и убеждал вкалывающих весь день мужиков с помощью слова божьего не думать об усталости и продолжать трудиться. Действительно, они все успели и получили в награду от церкви не только деньги, но и «огненной» воды.
Работники рассовали бумажки по карманам и, обрадованные, поклонились батюшке, помолились на крест, возвышающийся над куполом, и тут же пошли в местное «кафе» - облетевшие по осени прутики сирени, росшие посередине местного кладбища, которое благодаря переселенцам продолжало функционировать.
Рассевшись на пятачке между могилок под тенью дерев, мужики в темноте, практически на ощупь, разливали по стаканам, считая бульки. Батюшка от щедрот своих, будучи человеком догадливым, подбросил им еще две палки домашней колбасы, сделав прекрасный вечер просто-таки счастливым: за закусью бежать не надо. А многие и без колбасы могли: так, втянул свежий запах земли с могил - и хорошо! Пробирает до костей. На кладбище ощущаешь конечность собственного существования и радость сиюминутной хмельной трапезы.
Примерно в то самое время, когда подполковник скомандовал своему капитану начать всю эту операцию, мужички-работнички как раз вошли в стадию хорошего загула, но еще соображали, что где находится, хотя найти выход с кладбища мог уже не каждый.
– Матвеич, а ты мертвецов боисси?
– один из пятерки работничков отличался особой болтливостью. Если остальные четверо после принятия на грудь могли только мямлить нечленораздельное, то Тулов - коренастенький мужичонка с узкой, вытянутой, словно дыня, головой - приобретал еще большую способность к красноречию.
Докопавшись до крепкого и повидавшего жизнь Матвеича - самого старшего из них, он скорее преследовал цель немножко взбодрить вялую компанию, чем выяснить на самом деле мнение самого опытного из бригады. В темноте Матвеич перекрестился трижды, посмотрел на церковь и ответил Тулову бодро:
– Почему тебя тянет постоянно на какие-то гадости? Че, хочешь вечер испортить?
– Почему гадости?
– Тулов был рад поддержать разговор.
– Ведь все когда-то станем мертвецами, и такие же мужики, как мы, будут сидеть под сиренью на кладбище и будут бояться меня. Представляешь, я вот буду лежать, лежать, вот на два метра меня зароют, а я лежу и чую, вы тут водку пьете, и беру так, начинаю землю своими длинными когтями рыть. Крышки гроба уже нет, она сгнила, понимаешь. И вот рою-рою я, а весь такой уже тощий, полусгнивший. И тут - бах!
– плита надо мной могильная, что заботливые родственники положили. Ну так че же, я же тоже из этого мира, я-то знаю - возьму немного в сторону, когтями поскрябаю-поскрябаю по плите, а потом раз - опять земля мягкая сверху, потом чуть жестче - корешки пойдут, травка, и через травку, через травку раз - и выползу! Слушай, Матвеич, может быть, сейчас уже тут к нам прислушиваются среди могил-то? Уже, может, вылез кто иль как раз вот лезет? Давай водку поразливаем и послушаем - может, поползет кто.