Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
Страхов прошел с важным видом несколько размеренных тяжелых шагов и усмехнулся:
– Бог ее создал! Посмотри на свою бабушку – сразу начнешь верить в эволюцию. Мало ли что ты о себе думаешь! Людям все нужно доказывать. Просто так тебе никто не поверит.
Золотые слова! Мне захотелось спихнуть его в камыши. Мудрейший Антон Николаич не знает, что в сумке у меня лежит письмо. А там: «Как я завидую тем парням, которые могут спокойно смотреть на тебя каждый день! Они даже не понимают своего счастья. Я постоянно ловлю себя на том, что ищу тебя на улице, в
Так и пошло, каждую неделю по три штуки. И в каждом письме: «Соня, ты самая лучшая на свете. Как я счастлив, что ты у меня есть… Да, у меня… Все-таки у меня».
До моих ворот остается еще несколько метров, а я уже смотрю на почтовый ящик. Через дырочки видно беленькое – конвертик, от него.
– Что это? – спрашивает Страхов.
– От девчонок, – говорю и прячу в стол.
Антон Николаич колет мои губы щетиной и вкрадчиво мурчит:
– Где страсть? Где твоя страсть?
Страсти нет. Мы обложились инструкциями: Вислоцкая, Мастерс, Камасутра, Китайский трактат для строителя и помощницы… Антон разобрал меня на запчасти и никак не может настроить. Я – утюг, не включенный в розетку. Я свежее бревно – никаким трением из меня искру не высечь.
Кончалось все одинаково: я вспоминаю своего Антона, чувствую его губы на лице и толкаю Страхова коленками под живот.
– Ты меня подавляешь! Ты меня задавил!
– Извини, я не заметил, – Антон поднимался на руках.
– Уходи!
– Я хочу, чтобы всем было хорошо. Что не так?
– Все не так.
– Объясни, – говорит он терпеливо.
О! Этот танк умеет скрывать свое раздражение. Нервов у него нет совсем.
– Не могу. Ничего не могу объяснить!
– Это важно, – настаивает Антон, – расскажи, что ты чувствуешь, мы все решим.
Как же я ему расскажу, что я хочу сейчас сбежать от него? На север! В этот нереальный город, на проспект Революции, нажать кнопку звонка и упасть на руки к совсем другому Антону. К своему! Прямо сейчас мне хочется его увидеть и потрогать. Я знаю точно – там моя страсть, у него.
– Ты меня не любишь? – допытывается Антон, ближний, тот, которого разумно было бы возлюбить.
Я поднимаюсь с подушки. Вся пропиталась страховским парфюмом. Он уезжает на неделю учиться, а подушка пахнет. Я привыкла. Мне нравится засыпать рядом с большим теплым зверем. Мне нравится сидеть у него на коленках.
– Ты любишь меня? – Он повторяет вопрос.
– Наверно… Не знаю… Да…
– Понятно… А я тебя люблю.
«Люблю» он произносит важно и спокойно. Его любовь – кредит, он ждет, когда я начну отдавать проценты.
– Антон, – я пытаюсь во всем разобраться, – наши… отношения…
Я ломаю свой слабенький мозг, подбираю изящные определения «эмоциональная скупость», «чувственный примитивизм», «особенности воспитания» и молчу.
Не дождавшись конструктивных предложений, он сажает меня на коленки и убирает длинную челку с моего лица.
– Ничего, – говорит, – вырастешь скоро. Все у нас будет хорошо.
Антон перебирался за
– Спасибо, Антон, – мама принесла ему чай, – я не могу в этой школе появляться. На меня там все сразу кидаются. Особенно физичка. – Она поцеловала Антона в макушку и дальше сказала с укором: – Ты тоже, Соня, додумалась… Что ты у доски понесла? «Каждое утро Ньютон выходил в сад с сигаретой и чашкой кофе. Он садился под яблоню, курил и мечтал о любви…».
Антон посмотрел на меня как на маленького написавшего котенка.
– Что уж тут такого? – спрашиваю.
– Да ничего, – обиделась мама, – а потом мне выговаривают за тебя, – ты представляешь, Антон, так и орала мне на всю учительскую: «Им нужен один секс!»
– Ничего, мы ее в люди-то выведем. – Он похлопал меня по плечу.
Я настороженно смотрю на маму и прижимаюсь к его пушистому свитеру. Антон – мой щит. С тех пор как он появился в нашем доме, мама перестала бросаться на меня с воспитанием.
– Ой… А что это? – Мама, как всегда, нечаянно залезла в мой карман.
Ну почему я не повесила в шкаф свое пальто? В кармане лежали презервативы. Как она заорала!
– Сволочь! Грубая скотина! Животное! – Это самое мягкое из всего, что досталось Страхову. – Я тебе доверяла! Я впустила тебя в свой дом! А у тебя один хер на уме!
На этот раз Антон Николаич ее успокоил. Держал меня на коленках и гипнотизировал ее кошачьими глазами:
– Я сам хотел все рассказать… Я ее люблю… Беру на себя ответственность… Не волнуйтесь… Школу закончит… Потом поженимся… Хотя… моя мама… – тут он благоразумно замолчал.
Когда все стихло, он долго обувался в прихожей, крепко и ловко затягивал шнурки на своих безупречно белых кроссовках, это по нашей-то разбитой дороге. Щелкали кнопочки на свеженькой куртке. Шарфик ложился под горло.
– Ничего у меня причесочка?
– Ничего, – говорю.
Железная калитка закрывалась на засов, и я спешила в свою комнату. В ящике, в столе у меня радость – письмо от моего Антона! Еще не распечатанное. А там! «Соня, ты ни в чем не виновата. Просто он рядом с тобой, а я нет…»
26. Развод
Утром варю кофе и чувствую себя свободной женщиной. Жаль, курить бросила, как разведенке мне полагается сигаретка.
На запах выползает мой вандал. В длинном халате, босиком, взъерошенный, но, в общем, не страшный, с широкими плечами, с крепкими ногами, с аккуратными сильными ладонями, с едва заметным серебристым блеском в черных кудрях… Интересный мужичок появился у меня на кухне! Сейчас предложу ему кофеечку.