Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
– Я ему говорю: нет, это исключено, у нее ребенок маленький, и муж не отпустит… И потом, жена меня не поймет…
Ах, да! Речь не обо мне. Шеф предложил ему взять нашу звезду, Олю.
– Конечно, я не пойму, – я не смогла сказать это легко и небрежно, – вдвоем с чужой озабоченной бабой в машине, в самолете, в гостинице…
Я сразу представила ее коленки рядом с его рукой, на моем законном переднем сиденье. Будет ему вместо меня кофеек из термоса наливать. Потом напьется с ним в Домодедове, потом в аргентинских полях будет кушать с ним гигантскую порцию асадо, вытирать ему
– Ну! Я же знаю! – усмехнулся мой ангел. – Я все шефу объяснил. Я молодец?
Он быстро жует и ждет моей реакции.
– А что такое? – Я завела свою писклявую пластинку. – Почему мы такие взволнованные из-за этой ерунды?
– Стервоза ты все-таки. Я тебе по-честному спешил рассказать. Эх, Танюшка, – он улыбнулся дочке, – водки бы нам сейчас, да?
Она соглашается, кивает.
– Граммов сто пятьдесят… Все, я побежал. У меня дел еще…
Вовремя ушел. Еще чуть-чуть – и я начну мелочиться. У меня вопрос: зачем, скажите мне, однажды воскресным утром я своими собственными ручками перекидала на КамАЗ две тонны железа? Где моя почетная грамота? Где мой пистолет? Я больше никогда ни за что не зайду в его дурацкий офис!
Да, я сказала «не зайду в офис». Офис сам зашел ко мне. Сначала в розовых кустах подкрался Рома.
– Соньчик, как дела? Как дела, малыш? – набросился он на нас с Танькой.
Схватил ребенка и стал тренировать его вестибулярный аппарат.
– Ух! Полетели! Полетели! Полете-е-е-ели.
– Ты что, сегодня домой не едешь? – Я ему намекнула, чтобы оставил нас в покое.
– Еду, Соньчик, – Рома вздохнул. – Еду. Конечно. Собираюсь. Куда я денусь? Поеду домой. Правда, Танюшка? К детям, к жене. Потому что я должен. Я должен! А хочется лететь на крыльях!
– Нет у нас больше крыльев. Будем тянуть лямку.
– Ты думаешь? А жаль. Так хочется иногда снова испытать это легкое чувство влюбленности…
И эту ересь он капает на мозги моему мужу! Почти силой я забрала у него дочку, позвала Макса и пошла на парковку. У машины меня поджидала наша добрая кладовщица.
– Ты в город? Я с тобой.
Она прижала к груди ридикюль, сняла широкополую пляжную шляпу и погрузилась на заднее сиденье. На переднее влез мой ньюф. Машина осела.
Мы выезжаем, кладовщица подмигивает охраннику и кивает на такси, стоящее у наших ворот. За рулем сидит кто-то серенький, костлявенький и недовольный.
– За Олей муж приехал. Контролирует же ж. Утром-то что было! – закачалась толстуха.
– Что?
– А ты не знаешь? – Она изображает удивление и начинает спектакль.
– Откуда же мне…
– Я ж думала, тебе Антон рассказал…
Да, утром позвонил шеф и сказал: «Нужна девушка на выставку». Это слышали все, потому что директор взял трубку с Олиного телефона. Он спросил ее: «Ты сможешь поехать?» Она обрадовалась: «Как здорово! Но
Разгон она получила сразу.
– От как же ж орал! Так орал! Мы и то ж все слышали, – накручивает кладовщица. – «С директором? Чи с ума сошла, чи нет? Домой не возвращайся!» А она-то ж так просила его, так просила. Говорит: «Я хочу развеяться, сменить обстановку. Новая страна. И все бесплатно!» Не разрешил. Так она ж и зарыдала вся. Говорит: «Дом – работа, дом – работа, как все надоело». Ото ж вся красная и побежала к твоему, в кабинет, а потом курить пошла.
– Странно, – говорю я, – что это у нее муж такой подозрительный…
– А ты бы своему разрешила? – В голосе нашей актрисы послышалось разочарование.
– Да… А что такого? Это работа…
– Ну, знаешь, девка-то она еще та… А мужики – это ж такие… – нужное слово она так и не подобрала. – Вон мой-то ж, пятьдесят стукнуло, а в гараже торчит аж до самой ночи. Чего ж ему там, в гараже? «То ж пиво», – говорит. А я нюхнула – какое ж там пиво? Там же ж водка и духи!
– Ну и что?
– Ох! Ты ж как спокойно относишься ко многим вещам. Я ж тебе просто завидую. – Кладовщица покачала головой и с обидой глянула в окно.
Да, спокойно… Спокойно! Сейчас припаркуемся, выйдем, пройдемся. Мы теперь тоже, как белые люди, на каблуках. На каблучищах!
Носок у меня соскочил с педальки, а тут и штырь в заборчике. Раз – и пулевое ранение. Ничего, буду ездить с простреленным крылом.
– Да ты ж не волнуйся так, Соня. Антону ничего не говори, а то ж он меня уволит, – заволновалась толстушка.
Она выпрыгнула из машины и поскакала в гаражи, шпионить.
Фу, Максик, фу! Как все это мелко. Мелко и скучно. Сейчас, Максик, мы сядем с тобой на скамеечку и опять будем думать о вечном. Я тебе расскажу, как мой Антон упал в обморок.
31. Сцена с удушением
Антон упал в обморок от страсти. Я вам говорю! Точно. От меня он рухнул.
Вечером, в метро, в час пик мы едем домой. Антон держится за поручни, обнимает меня свободной рукой. Моя ладонь у него под рубашкой, нос прижат ко второй пуговице. Иногда он меня целует. Нет, не так, как озабоченные тинейджеры. Терпеть не могу, когда они принародно обсасывают своих девок. Господа, у нас все красиво! Невзначай, просто так, потому что вдруг подумалось. Если Антон опустит лицо, его губы как раз попадают на мой лоб. В эти секунды он думает обо мне. Обо мне, точно вам говорю. Мой организм реагирует безошибочно. Стою рядом с ним, как под теплым душем. Взлетаю, как только он трогает губами мое лицо.
И вдруг его рука соскочила вниз. Он съехал на пол. Я не удержала – тяжелый. Упал и лежит с закрытыми глазами. Зову – не реагирует. Пробую поднять – бесполезно. Открылись двери. Какой-то мужчина вытащил его из вагона и посадил на скамью.
– Все нормально, парень? – спросил он с насмешкой.
Что смешного, сэр?
– Да… – Антон открыл глаза, щеки у него опять порозовели.
– Спасибо, – сказала я дядечке.
– Ну, гуляйте, дети, не падайте, – подмигнул он на прощанье.