Разные оттенки смерти
Шрифт:
– Вот что я обнаружила. – Агент Лакост положила копии статьи на деревянный стол и уставилась в окно.
Гамаш и Бовуар погрузились в чтение.
Дождичек перешел в густой туман, который повис на холмах, окружающих деревню, отчего уединение Трех Сосен стало чувствоваться особенно остро. Остального мира словно и не существовало. Только тот, что здесь. Тихий и мирный.
В камине потрескивало полено. Его вполне хватало, чтобы не впускать внутрь прохладу.
Агент Лакост устала. Ей хотелось бы выпить кружечку кофе с молоком, съесть круассан и свернуться
Но она знала, что заботы никуда не уходят. Они остаются здесь с ними, в деревне.
Инспектор Бовуар первым закончил читать и поймал ее взгляд.
– Отличная работа, – сказал он, постучав пальцем по копии. – Наверно, всю ночь сидела.
– Почти, – призналась она.
Они посмотрели на шефа, который слишком уж долго читал эту короткую, резкую рецензию.
Наконец он положил бумагу на стол и снял очки. В этот момент подошел официант. Тосты и конфитюр домашнего приготовления для Бовуара. Груша и блинчики с черникой для Лакост. Она старалась не уснуть по дороге сюда, представляя себе, что будет есть на завтрак. И победила сон. Перед шефом поставили тарелку с овсянкой и изюмом, сметану и коричневый сахар.
Он налил сметану, насыпал коричневый сахар на кашу, потом снова взял копию.
Лакост, увидев это, тоже положила нож и вилку.
– Как вы думаете, это оно? Поэтому убили Лилиан Дайсон?
Он глубоко вздохнул:
– Да, скорее всего. Нам нужно подтверждение, заполнить некоторые даты, дособрать недостающую информацию, но мотив у нас есть. И мы знаем, что возможность тоже была.
Когда они закончили завтракать, Бовуар и Лакост отправились в оперативный штаб. Но у Гамаша были еще дела в бистро.
Он распахнул дверь в кухню, нашел там Оливье, который стоял у кухонного стола, нарезая землянику и муксусную дыню.
– Оливье?
Оливье вздрогнул и уронил нож.
– Господи боже, неужели вы еще не знаете, что нельзя пугать человека с острым ножом в руке?
– Я пришел поговорить с вами. – Старший инспектор закрыл за собой дверь.
– Я занят.
– И я тоже, Оливье. Но нам все равно нужно поговорить.
Нож рассек земляничины, оставив тонкий ломтик ягоды и маленькую капельку фруктового сока на доске.
– Я знаю, вы сердитесь на меня, и понимаю, что имеете на это право. То, что случилось, непростительно, и я могу сказать в свое оправдание одно: это было сделано без умысла, я не имел целью навредить вам…
– Однако навредили. – Оливье бросил нож. – Вы думаете, тюрьма становится менее ужасной, если вы сделали это без умысла? Вы полагаете, когда эти люди окружили меня во дворе, я подумал: «Ну ничего страшного, потому что милый старший инспектор Гамаш не желал мне зла»?
Руки Оливье так дрожали, что ему пришлось ухватиться за край стола.
– Вы понятия не имеете, что это такое – знать, что правда
На мгновение гнев Оливье спал, вместо него появились недоумение, потрясение. Одно-единственное слово, вердикт.
– Конечно, я во многом был виновен. Я это знаю. Я пытался искупить свою вину перед людьми. Но…
– Дайте им время, – тихо сказал Гамаш. Он стоял по другую сторону кухонного стола от Оливье, расправив плечи. Но он тоже держался за стол, так что костяшки пальцев побелели. – Они вас любят. Стыдно, если вы этого не видите.
– Только не говорите мне про стыд, старший инспектор, – прорычал Оливье.
Гамаш смерил Оливье взглядом, потом кивнул:
– Прошу прощения. Я только хотел, чтобы вы знали это.
– Чтобы я мог вас простить? Снял вас с крючка? Что ж, может, это ваша тюрьма, старший инспектор. Ваше наказание.
Гамаш задумался:
– Может быть.
– Все? – спросил Оливье. – Вы закончили?
Гамаш набрал полную грудь воздуха и выдохнул.
– Не совсем. У меня есть еще вопрос. О вечеринке Клары.
Оливье взял нож, но его рука все еще слишком сильно дрожала, и работать он не мог.
– Когда вы с Габри наняли ресторатора на выезд?
– Когда решили устроить эту вечеринку, месяца три назад, кажется.
– Эта вечеринка была вашей идеей?
– Питера.
– Кто составлял список гостей?
– Мы все.
– Включая и Клару? – спросил Гамаш.
Оливье коротко кивнул.
– Значит, много людей знали о вечеринке задолго до того, как она состоялась, – сказал старший инспектор.
Оливье снова кивнул, не глядя на Гамаша.
– Merci, Оливье, – сказал тот, помедлил еще немного, глядя на светловолосую голову, склоненную над шинковальной доской. – Вы не думаете, что мы в конечном счете оказались в одной камере? – спросил Гамаш.
Оливье ничего не ответил, и Гамаш направился к двери, но опять остановился:
– Вот только я не знаю, кто там надзиратели. И у кого ключ.
Он посмотрел на Оливье и вышел.
Все утро и весь день Арман Гамаш и его команда собирали информацию.
В час дня раздался звонок телефона – звонила Клара Морроу.
– Вы с вашими людьми свободны сегодня вечером? – спросила она. – Настроение такое ужасное, вот мы и надумали сварить лосося и посмотреть, кто к нам придет на обед.
– Разве воровать не противозаконно? – спросил Гамаш, не понимая, почему она говорит ему об этом.
– Я сказала не «своровать», а «сварить», – рассмеялась Клара.
– Откровенно говоря, меня бы устроило и то и другое.
– Отлично. Все будет очень спокойно. En famille [75] .
75
По-семейному (фр.).