Разные оттенки смерти
Шрифт:
– Вы еще не обсуждали это с мужем?
– Нет пока, – ответила Клара, чувствуя себя виноватой. – Но я еще поговорю.
– О чем? – снова спросил Питер.
– Я приходил к вам сегодня – узнать, хотите ли вы, чтобы я представлял вас с Кларой. Я знаю, что в первую попытку я сам все испортил, и приношу за это извинения. Я хотел бы… – Он помедлил, собираясь с мыслями, посмотрел на Питера, потом на Клару. – Я прошу вас дать мне еще один шанс. Позвольте мне доказать, что я говорю это искренне. Я уверен, что мы втроем будем прекрасной командой.
– И
– О них? – спросила Мирна.
Они не слышали, о чем говорили эти трое, но и без того догадаться было нетрудно.
– Убедит ли Фортен Клару дать ему еще один шанс? – спросил старший инспектор, пригубливая двойной эспрессо.
– Еще один шанс нужен вовсе не Фортену, – ответила Мирна.
Гамаш посмотрел на нее:
– Питеру?
Но Мирна не ответила, и Гамаш подумал, не сказал ли Питер Кларе о своем вкладе в одну язвительную рецензию много лет назад.
– Я думаю, нам нужно какое-то время, чтобы все взвесить, – сказала Клара.
– Понимаю, – очаровательно улыбнулся Фортен. – Никакого давления с моей стороны. Я только хочу заметить, что вам следует заключить договор с более молодым, растущим галеристом. С человеком, который не уйдет с рынка через год-другой. Вы учитывайте и это.
– Хорошее соображение, – сказал Питер.
Еще недавно этого энтузиазма Питера было бы достаточно, чтобы Клара пошла за Фортеном куда угодно. Она полностью доверяла мужу: он, мол, знает, что лучше для них. Для них обоих. Верила, что в своем сердце он блюдет ее интересы.
Теперь, глядя на этого человека, с которым она прожила последние двадцать пять лет, она понимала, что ничего не знает о его сердце. Но она была абсолютно уверена, что в его сердце нет места для ее интересов.
Клара не знала, что ей делать. Он изо всех сил пытался измениться. Может быть, и для нее настало время попытаться сделать это.
– Понимаете, он страдает, – сказала Мирна.
– Питер? – спросил Гамаш и проследил за ее взглядом.
Она больше не смотрела на троих стоящих на крыльце. Ее взгляд был устремлен на Жана Ги Бовуара, который пребывал в компании Рут и Сюзанны.
Рут почти влюбилась в эту бывшую пьяницу, у которой рецептов дистиллирования мебели было не перечесть.
– Я знаю, – тихо сказал Гамаш. – Сегодня утром я говорил об этом с Жаном Ги.
– И что он вам сказал?
– Что он здоров. И что ему становится лучше. Но это, конечно, не так.
Мирна помолчала секунду-другую.
– Да, конечно не так. Он сказал вам, отчего страдает?
Гамаш внимательно посмотрел на нее:
– Я задал ему этот вопрос, но он не ответил. Я решил, что дело в его ранах в сочетании с потерей его коллег.
– Так оно и есть, но мне кажется, что тут есть нечто более конкретное. Да что говорить, я знаю, что это. Он мне сам сказал.
Гамаш слушал ее в оба уха. На заднем фоне слышался громкий голос Кастонге. Раздраженный, визжащий, нетерпеливый. Но теперь ничто
– Что вам сказал Жан Ги?
Мирна посмотрела на Гамаша:
– Вам это не понравится.
– Мне не нравится все, что произошло на фабрике. Но я должен это знать.
– Хорошо, – сказала Мирна, приняв решение. – Он чувствует себя виноватым.
– В связи с чем? – удивленно спросил Гамаш, вовсе не ожидавший такого ответа.
– В связи с тем, что не мог вам помочь. Ему невыносимо видеть, как вы падаете, а он ничего не в силах сделать. Не может помочь вам, как вы помогли ему.
– Но это же смешно. Он был не в состоянии мне помочь.
– Вы это знаете, и я это знаю. Даже он это знает. Но наше знание и наше чувство нередко две разные вещи.
У Гамаша упало сердце. Он вспомнил своего осунувшегося инспектора сегодня ночью в оперативном штабе. Лицо Бовуара было бледнее обычного в резком свете компьютерного монитора, он раз за разом снова и снова смотрел это треклятое видео.
Но только не сцену, в которой ранят Гамаша. Жан Ги смотрел на себя перед собственным ранением. Гамаш рассказал Мирне о том, что видел этой ночью.
Мирна вздохнула:
– Он наказывает себя. Это что-то типа самокалечения. Он режет себя ножом. Только вместо ножа у него видео.
Это видео. Гамаш почувствовал, как закипает в нем ярость. Проклятое видео. Оно уже принесло столько зла, а теперь убивает близкого ему человека.
– Я приказал ему снова обратиться к полицейскому психотерапевту…
– Приказали?
– Началось это как предложение, а кончилось приказанием, – признался старший инспектор.
– Он противился?
– Очень.
– Он вас любит, – сказала Мирна. – Это его дорога домой.
Гамаш посмотрел на Жана Ги, стоявшего в другом конце комнаты, и помахал ему. И опять старший инспектор увидел, как Бовуар падает. На цементный пол.
Жан Ги в другом углу комнаты улыбнулся и помахал ему.
Он увидел Гамаша, который смотрит на него озабоченным взглядом.
А потом уходит.
– Боже мой, – с отвращением произнес Кастонге, обводя рукой комнату. – Вот он, конец света. Конец цивилизации. – Он повел бокалом в сторону Брайана. – Он делает байкерам татуировки – пишет им на лбу «твою мать» и называет себя художником. Maudit tabernac [79] .
– Идем, – сказал Тьерри Пино. – Подышим немного свежим воздухом.
Он взял Кастонге под локоток и попытался увести его к двери, но тот вырвался.
– Я тысячу лет не видел хорошего художника. И к ней это тоже относится. – Он показал на Клару, которая как раз входила в дом с крыльца. – Она столько лет ходила кругами вокруг этой сточной канавы. Сплошные банальности. Сентиментальщина. Портреты. – Он почти выплюнул это слово.
79
Одно из богохульственных ругательств в канадском французском.