Разные оттенки смерти
Шрифт:
– Верно. Но Лилиан навела меня на одну мысль. – Фортен посмотрел на Клару. – Я знал, что если извинюсь, то вы примете мои извинения. Вот почему вам ничего не светило в мире искусства. У вас нет характера. Нет станового хребта. Я знал, что если попрошу разрешения приехать сюда на вечеринку, стану вас умолять, то вы согласитесь. Но мне не пришлось это делать. Вы сами меня пригласили.
Фортен покачал головой.
– Нет, в самом деле, я обошелся с вами так, будто вы грязь под ногами, а вы меня не только простили, но и пригласили к себе домой. Клара, где ваш здравый смысл? Если вы не будете
Клара посмотрела на него сердитым взглядом, но промолчала.
Еще один сильнейший удар грома сотряс дом – гроза усилилась, переместившись в долину, стиснутую горами.
В гостиной возникла почти интимная обстановка. Обстановка раскрытия старого греха. Пламя свечей помаргивало, освещая мебель и людей. Превращая их в нечто гротесковое на стенах, словно здесь присутствовало еще несколько темных слушателей.
– Как вы узнали, что это я убил Лилиан? – спросил Фортен у Гамаша.
– В конечном счете все оказалось очень просто, – сказал Гамаш. – Мы не сомневались, что это сделал человек, бывавший в деревне. Человек, который знал не только как найти Три Сосны, но и где находится дом Клары. Было бы большой натяжкой предположить, что Лилиан случайно убили в саду Клары. Нет, мы знали, что это было спланировано. Но если так, то с какой целью? Убив Лилиан в саду Клары, этот человек достигал двух целей. Избавлялся от Лилиан, но еще и вредил Кларе. А вечеринка давала вам целую деревню подозреваемых. Других людей, которые знали Лилиан. Могли желать ее смерти. Этим объясняется и время, которое вы выбрали. Так что убийцей должен был быть кто-то из мира искусства, знавший Клару и Лилиан и дорогу в Три Сосны.
Старший инспектор выдержал взгляд сверкающих глаз Фортена.
– Кроме вас, других кандидатов не было.
– Вы ждете раскаяния? Не дождетесь. Она была омерзительной, мстительной сукой.
Гамаш кивнул:
– Я знаю. Но она пыталась стать лучше. Возможно, она приносила извинения не теми словами, какие могли бы понравиться вам, но я верю, что она искренне раскаивалась в содеянном.
– Попытайтесь сначала простить человека, который погубил вашу жизнь, самоуверенный вы ублюдок, а потом приходите читать мне лекции о прощении.
– Если у вас такой критерий отбора, то позвольте, лекцию прочту я.
Все посмотрели в темный угол, где видны были лишь очертания фигуры странной женщины в несуразной одежде.
– «Она естественна во всех своих проявлениях, – сказала Сюзанна шепотом, который был слышен и за шумом разбушевавшейся стихии. – Творит произведения искусства так же легко, как отправляет физиологические потребности». Я сумела простить это. И знаете почему?
Никто не ответил.
– Пусть простит меня Господь. Не ради Лилиан, а ради меня самой. Я цеплялась за эту обиду, лелеяла ее, кормила, растила, пока она не поглотила меня целиком. Но наконец я поняла, что хочу чего-то большего, чем моя боль.
Грозе удалось выбраться из долины, и теперь она медленно двигалась прочь, к другой жертве.
– Тихое место под ярким солнцем, – сказал старший инспектор Гамаш.
Сюзанна улыбнулась и кивнула:
– Покой.
Глава тридцатая
Следующее
– Кьяроскуро, – сказал Тьерри Пино, догоняя Гамаша, вышедшего на утреннюю прогулку.
На деревенском лугу и в садах перед домами – всюду валялись отломанные ветки и листья, но деревья гроза пощадила, не сломав ни одного.
– Pardon?
– Небо, – показал Пино. – Контраст темного и светлого.
Гамаш улыбнулся.
Они вместе пошли дальше и вскоре заметили Рут – она вышла из дома, закрыла калитку и похромала протоптанной дорожкой к скамье на лугу. Смахнув для вида влагу со скамьи, она села и уставилась в даль.
– Бедняжка Рут, – сказал Пино. – Сидит целыми днями на этой скамье, кормит птиц.
– Бедняжки птицы, – возразил Гамаш, и Пино рассмеялся.
Они увидели, как из гостиницы Габри вышел Брайан. Он помахал главному судье, поклонился Гамашу, прошел по лугу и сел рядом с Рут.
– Он одержим жаждой смерти? – поинтересовался Гамаш. – Или его влечет ко всему, что имеет душевные раны?
– Ни то ни другое. Его влечет к тому, что способно исцелять.
– Тогда здесь ему самое место, – сказал старший инспектор, оглядывая деревню.
– Вам здесь нравится? – спросил Тьерри у этого крупного человека.
– Нравится.
Они остановились, глядя на Рут и Брайана, явно погруженных в свои собственные миры.
– Вы, наверное, очень им гордитесь, – сказал Гамаш. – Просто невероятно, чтобы парень с такой предысторией стал чистым и бросил пить.
– Я рад за него, – сказала Тьерри. – Но гордиться им не могу. Не мне им гордиться.
– Вы скромничаете, сэр. Я думаю, не каждый опекун добивается такого успеха.
– Его опекун? – переспросил Тьерри. – Я не являюсь его опекуном.
– Тогда кто же вы? – спросил Гамаш, стараясь не показать удивления.
Он перевел взгляд с главного судьи на запирсингованного молодого человека, сидящего на скамье.
– Не я его опекун. Это он мой опекун.
– Что-что? – спросил Гамаш.
– Брайан – мой опекун. Он уже восемь лет как перестал быть алкоголиком. А я пока только два.
Гамаш перевел взгляд с элегантного Тьерри Пино в сером спортивном костюме и легком кашемировом свитере на бритоголового молодого человека.
– Я знаю, что вы думаете, старший инспектор. И вы правы. Брайан очень терпимо ко мне относится. Друзья устраивают ему выволочки, когда видят его на публике вместе со мной, а я в своих костюмах, галстуках и все такое. Его это очень смущает. – Тьерри улыбнулся.
– Нет, я не совсем об этом подумал, – сказал Гамаш. – Но достаточно близко.
– Но вы на самом деле не думали, что я его опекун, правда?
– Я совершенно точно никак не думал, что он – ваш опекун, – сказал Гамаш. – Разве нет никого…
– Никого другого? – спросил Тьерри П. – Сколько угодно, но у меня были основания, по которым я предпочел именно Брайана. И я очень благодарен ему за то, что он согласился меня опекать. Он спас мне жизнь.
– В таком случае я тоже ему благодарен, – сказал Гамаш. – Прошу прощения.