Разомкнутый круг
Шрифт:
Рубанов смотрел на происходящее, как сытый кот, а Оболенский, расстроившись, развернулся и побрел домой в Стрельну, не заметив, что некоторые из женщин, видевшие его в день приезда, тоскливо вздохнули после его ухода…
Князю хотелось есть, и он, громко топая ботфортами, шел мимо заборов, деревянных и каменных строений к купеческому дому. Вдруг откуда-то выбежала курица и, раскудахтавшись, заметалась под ногами, затем, выбрав направление, стала улепетывать, часто перебирая лапками и помогая себе крыльями. Посчитав свою особу в безопасности, отвлеклась на какой-то камешек. Поддевая
Вышедшая прогуляться компания писарей или приказчиков, крестясь, тут же заскочила обратно в дом.
Буйство князей Оболенских бродило в нем, ища выхода, когда с маху, как и по курице, саданул ногой в дверь купеческого дома. Дверь затрещала, но выдержала натиск.
Через дорогу из раскрытого на втором этаже окна соседнего дома высунулась голова в колпаке, и старческий мужской голос, растягивая слова, предложил:
– А кого тут из горшка облить?..
Юнкер замахнулся курицей, и голова ловко скрылась, чем-то загремев по пути.
«Наверное, свой горшок опрокинул!» – с удовлетворением отметил князь, услышав топот и звон катавшейся с ускорением по все сужающемуся кругу крышки, которая громко затарахтела, бултыхаясь с боку на бок, и в одну секунду затихла. «Наверное, догнал и ногой придавил», – с удовольствием двинул еще раз по двери и прислушался…
Через минуту стариковскую ругань перекрыл шум шагов, решительно продвигавшихся в его сторону.
– Сейчас квартального кликну! – рывком отворила дверь купчиха.
– Будочников непременно следует звать! – поддержал ее опять высунувшийся из окна колпак. Причем шамкающий голос букву «д» не выговорил, и у него получилось «булошников».
У князя просто забурчало в животе, когда он, глядя на колокола грудей, представил мягкие и пышные булки. Втолкнув купчиху, он шагнул следом. Ее платок сполз, открыв белые плечи и глубокий вырез на груди. Удивившись такому бесстрашию, она пошла на кухню раздуть свечу. «Пьяный, поди… – подумала по пути. – Ну, сейчас я ему задам!..» – размечталась она.
Оболенский двинулся следом, вытянув руку с курицей и собираясь просить приготовить птицу. Мощные ягодицы купчихи гоняли ткань ночной сорочки, постепенно все выше и выше поднимая подол. «Круп кобыльему не уступит!» – ел глазами открывшиеся ноги юнкер. Женщина будто затылком почувствовала взгляд и одернула сорочку. «Ведьма! –
Женщина наконец дотянулась до свечи и собиралась уже распрямиться, когда ощутила, как рубаха задралась до спины и крепкая рука прижала ее к столу. Затем она почувствовала кирзу сапога у левой своей ступни, и в тот же момент ее правая нога стала перемещаться в сторону, толкаемая другим сапогом. «Явно пьян и голоден…» – испугалась она, но тут же от удовольствия закрыла глаза и расслабилась. «Каков подлец! – Повела крупными ягодицами. – Вырваться, что ли? Да что я, дура какая?!» – разыграла она слабую женщину, задрожав от удовольствия, когда сильная ладонь больно сжала ее грудь.
– Будешь жарить?! – услышала над собой голос, ничего не ответила, блаженно отдавая себя в крепкие руки.
– Будешь жарить?! – грубо произнес он, гладя ее вздрагивающие бедра. Ответом был лишь слабый стон.
– Будешь жарить?! – задавал все тот же вопрос юнкер.
– Буду! – уже смелее отвечала купчиха, взбрыкивая ягодицами.
Стол скрипел под ними.
– Будешь жарить?!
– Буду, буду!
– Будешь жарить?! – перешел он на крик.
– О-о-о-й! да, буду! ой, буду!
– Будешь жарить?!– шепотом спросил он и услышал судорожный вопль.
– О-о-о-й! Б-у-у-д-у-у!
В этот момент стол не выдержал нагрузки и рухнул.
«Вот это женщина!» – натягивая лосины, подумал Оболенский.
Двое других юнкеров вместе с сестрами заявились лишь под утро, но купчиха этого не заметила. В ней произошел взрыв энергии – чуть не вприпрыжку бегая из погреба на кухню, она таскала различные припасы, чтобы накормить обожаемого князюшку, а заодно и его товарищей. Бедная Марфа была срочно командирована раздувать самовар.
Не спавший всю ночь Нарышкин лишь только коснулся дивана, тут же захрапел. Максим поправил его подушку, посвистел, но храп не прекращался. Махнув на друга рукой, он принялся исследовать прожженные на заду рейтузы, скорбно при этом качая головой: «Леший меня дернул через костер сигать – либо вахмистр, либо Вебер – но своей смертью явно не помру! Лосины надо срочно стирать», – решил он, с недоумением поглядывая в раскрытое окно на хлопочущую служанку, которая, стоя на коленях, никак не могла разжечь сырые щепки, чадно дымившие, но не желавшие разгораться.
«Гостей, что ли, ждут?» – вдыхал он острый запах дыма, проплывавшего мимо открытого окна и смешивающегося с дыханием травы и цветов, превращаясь при этом в какой-то новый, вкусный аромат, внезапно вызвавший волчий аппетит.
«Господи! – подумал он, брезгливо морщась. – Опять лук с водкой жрать…» Но в этот момент в дверь постучали, и заглянувшая подружка произнесла:
– Матушка просит пожаловать на завтрак!
В животе предательски забурчало.
– Это не шутка, а издевательство… – тяжело глянул на нее, – лучше лосины постирай.