Разомкнутый круг
Шрифт:
Домой вернулись лишь поздним утром, оставив старшую Страйковскую в весьма приподнятом настроении. Вечером нанесли визит царскому другу и любимцу, дяде князя Петра – Александру Николаевичу Голицыну.
– Наконец-то, наконец-то появился, господин полковник, – подставляя щеку для поцелуя племяннику, произнес этот малого роста вельможа с уже начинавшей лысеть головой.
Лицо его в ранних морщинах довольно улыбалось. Он галантно раскланялся с княгиней и пожал руку Максиму. Отведя князя Петра в сторону, тут же начал жаловаться на Аракчеева. Александр Николаевич ненавидел Аракчеева до такой
– Ваше сиятельство! – обратился к дяде князь Петр, терпеливо выслушав поток жалоб. – Недавно встречался с Марьей Антоновной, и она очень просила вас быть у нее, очень просила! – дотронулся он до маленькой холеной руки князя.
– Увидишь, скажи, что непременно буду! Что же она сама-то ко мне не пожалует? «Видимо, снова с государем поссорилась!» – подумал он. В любовных ссорах императора Александра с Нарышкиной Голицын являлся всегдашним и постоянным их примирителем. В данном вопросе Аракчееву было далеко до своего конкурента на царское сердце.
В свете очень завидовали этой добровольной обязанности князя, а граф Аракчеев, разумеется от зависти, бранил его «старым сводником». Александр Николаевич знал это от доброжелателей и особенно обижался на «старого».
Чуть погодя в их разговор, не выдержав, включилась и княгиня.
Максим, словно губка воду, впитывал в себя светские сплетни.
В конце января Голицына протянула Рубанову письмо от Ольги Николаевны.
– Что же вы не интересуетесь, господин корнет, Ромашовыми? Разлюбили уже Машеньку? Какие вы, мужчины, все-таки непостоянные… – оставила она его одного.
«Что хотела сказать княгиня?» –думал Максим, читая письмо. На этот раз он уже не был так потрясен, узнав, что мать стала послушницей в женском монастыре. «Я очень и очень виновата… – читал он, а думал о том, что же не досказала княгиня, – буду замаливать свои грехи…» – бегали по строчкам его глаза, а мысли были о другом. Наконец, не выдержав, сложил письмо и направился к княгине.
– Ваше сиятельство, извольте до конца изъясниться. – Встал он в воинственную позу.
– О непостоянстве?.. – расчесывая волосы, глядела на него через зеркало Голицына. Глаза ее смеялись.
– Черт-дьявол! – вскипел Максим. – Разумеется, о Мари.
– Так бы и сказали! – миролюбиво произнесла она. – Вы не спрашивали, я и не говорила… Еще перед Рождеством генерала направили в Малороссию за новым назначением – принимать дивизию. Дочь он забрал с собой.
Постепенно жизнь начинала нестись по накатанной колее, и Максим даже появился на службе.
– Ха-а! Рубанов. Сколько лет сколько зим… Скоро забудем, как ты выглядишь, – колотил по его спине Григорий Оболенский и радостно улыбался. – Слава Богу – выздоровел! Говорю же вам, самое лучшее лекарство – это трактир… Смотрите, какой я здоровый! Потому что регулярно занимаюсь самолечением…
Казарма дрожала от княжеского баса.
– Пойдемте куда-нибудь сядем, – предложил Нарышкин.
– В «Гренадера» ежели… – поддержал Оболенский, усаживаясь на свои бывшие нары. – Наконец-то втроем собрались! – гремел он. – Говорю тебе, Рубанов, переходи жить ко мне… Хотя вон Нарышкин с сеструхой
– Сатира играл пожилой господин, майор в отставке Ильин, – перебил князя Нарышкин.
По виду его Максим понял, что он не поддерживает шутки князя и к домашнему театру относится серьезно.
– Старичок был безобидный и с удовольствием играл пиесу. К тому же больной… – укоризненно глянул на князя Нарышкин.
– Ага, больной! – опять встрял в разговор князь. – Замучил меня и нимф разговорами о своем почечуе. [14] Сатир – тоже мне!
– А почему «был»? Скончался, что ли, на нимфе? – поинтересовался Максим.
14
Геморрой.
– Ха-ха-ха! – радостным смехом отметил его шутку князь. – Да нет, я поджег его козлиную шкуру! Вот это сатир метался… и о почечуе забыл! – веселился Оболенский.
– Зато теперь дедушка ни в какую не соглашается играть сию роль, – горестно произнес Нарышкин, и вдруг глаза его загорелись творческим огнем.
– А вы, Рубанов?! Вы же превосходный сатир!
– Не слушай его, – обнял за плечи Максима князь, – моя кузина совсем графа Сержа запутала в своих тенетах, как впрочем вас, Рубанов, княгиня Катерина.
Мы с Нарышкиным густо покраснели.
– Ведь чего они читают? – не мог успокоиться князь. – Я как-то подсмотрел – толстенную книгу под названием «Дамской врачъ».
Нарышкин покраснел еще сильнее.
– Я не поленился раскрыть эту книженцию и тут же наткнулся на главу «О способах предохранить линяние волосов». Это же надо!
Нарышкин что-то слабо попытался возразить, а Максим пригладил свою прическу, с трудом удерживаясь от смеха.
– А Серж впридачу закладкой отметил страницы, в которых можно прочесть «о благоприятных минутах исполнить должность брака…». Ха! Да для этого каждая минута благоприятна!.. А сеструха отметила главу «Как сделать старое лицо наподобие двадцатилетнего», а самой только еще пятнадцать будет. Во чудя-а-т! Да лучше несвежую водку у Мойши пить, чем такую дребедень читать…
– Почему несвежую? – удивился Максим.
– Да блюю после четырех бутылок! – заржал Оболенский.
– Князь, – вступил в разговор гордо поднявшийся с нар Нарышкин, – ежели не перестанете таким тоном отзываться о наших занятиях, то я буду вынужден предложить вам сатисфакцию [15] . – Театрально выставил грудь и отставил ногу назад корнет.
– Сатир-р-факцию! – передразнил с ухмылкой князь. – Во-о! – показал свой кулачище. – Сразу волосы слиняют… – оглядел присутствующих, – и никакой «Дамской врачъ» не поможет, – ласково улыбнулся друзьям.
15
Дуэль.