Разомкнутый круг

Кормилицын Валерий Аркадьевич

Когда Рубанов рассказал княгине Катерине, в чем заключалась «соль» вчерашней оперы, она весь вечер не могла успокоиться от восторга.

– Жалеете наверное, что в партер билеты не взяли? – допытывалась она.

– Да нет! Чего там жалеть? – ответил Максим, но кислый вид выдавал его.

В середине февраля вечером, когда Рубанов ехал на извозчике домой, одновременно пытаясь зарыться в бобровый воротник шинели и в то же время глядеть по сторонам, он вдруг заметил на Невском под тускло освещенным окном второго этажа знакомцев кавалергардов. Чуть в стороне от них стояли сани. Задрав головы, кавалергарды пялились на тусклое

окно и что-то эмоционально обсуждали.

– Здравия желаю, господа корнеты! – ткнув извозчика, чтоб остановился, поприветствовал он на миг растерявшихся гвардейцев и вылез из саней.

«Неплохо смотрятся, черти!» – оценил трех друзей Рубанов и протянул им руку в перчатке.

– Лопни мои глаза, ежели это не Рубанов, – пошутил Шувалов, в свою очередь протягивая ему руку.

– Рад приветствовать вас, господин корнет, – расшаркался Волынский, и, ловко щелкнув шпорами, молча пожал руку медведеподобный Строганов.

«Пожалуй, он скоро здоровее Гришки Оболенского станет», – подумал Максим.

– Кого-то ждете?

– Нет, нет, нет! – дружно отказались кавалергарды, косясь на окно.

«Врут, мошенники…» – Ну что ж, не стану вам мешать мерзнуть, господа, а разговоры приятнее вести в помещении, посему милости прошу девятнадцатого на бал в честь моего дня рождения! – пригласил их и назвал адрес Голицыных.

День рождения начался для Рубанова как обыкновенный рядовой день – лишь не надо было идти на службу. Поздравлений от императора не последовало, и звезду на молодецкую грудь корнета вешать никто не собирался. Однако после обеда князь Петр поздравил Максима и преподнес тысячу рублей – вот это да-а!!! А княгиня Катерина долго целовала именинника, прижимаясь к нему маленькой упругой грудью, и подарила еще один красный вицмундир.

– Извольте нынче на бал надеть непременно его, мон шер, – строгим голосом дала она рекомендацию.

На этот раз Рубанов являлся центральной фигурой и самостоятельно встречал гостей. Внимательно выслушав дребезжание старого лакея, широко улыбаясь, раскланивался с очередным гостем.

Кавалергардские корнеты явились одними из последних, сразу вслед за вельможей. Сняв шинели внизу, они энергично поднимались по лестнице, на ходу оправляя свои красные, как и у конногвардейцев, вицмундиры. Неожиданно для себя Максим с интересом сравнил их черные с серебряными петлицами воротник и обшлага со своими темно-синими с золотыми петлицами. Конногвардейские ему понравились больше. «Тьфу ты! – подумал он. – От княгини Катерины заразился, наверное…» К огромнейшему огорчению Оболенского, присутствующая гвардейская молодежь воспринимала кавалергардских корнетов после истории с оперой как национальных героев? Да плюс ко всему в день, когда их встретил Рубанов, они помогли Волынскому похитить юную белошвейку. Подставив лестницу, умыкнули ее из окна второго этажа и теперь пожинали лавры восхищения. Максим даже заподозрил, что им важнее восторг и известность в кругу гвардейцев, нежели сама бедная белошвейка.

Мрачный Оболенский, завистливо стиснув зубы и нахмурившись, сидел на диване в гостиной, когда Рубанов подвел к нему графиню Страйковскую с дочерью и познакомил их. Часть морщин на челе князя разгладилась, и через полчаса он вовсю танцевал мазурку со Страйковской-дочерью. «Как бы князя на котильон в стиле а-ля Оболенский не потянуло…» – волновался Рубанов, но вечер прошел спокойно, весело и со вкусом. Оболенский

покинул общество почти трезвым и с какой-то идеей в хмурых глазах. Максим переглянулся с Нарышкиным: чего-то задумал князенька. Не дает ему покоя кавалергардская слава.

Поздно ночью после бала, когда князь Петр отправился спать, княгиня Катерина, сидя перед зеркалом в уютном своем будуаре, обсуждала с Максимом прошедший вечер и гостей.

– А один из кавалергардских корнетов очень даже ничего… – Снимала она льняным платочком пудру и румяна с лица. – Ну тот, черноволосый, с красивой улыбкой…

– Волынский, что ли? Баба длинноволосая! – неожиданно приревновал Максим.

– Баба не баба, – повернулась к нему княгиня, причем халат разломился надвое у нее в ногах, высоко открыв их, – …а большинство дам без промедления готовы были отдаться ему!

– Ва-а-а-ше сиятельство… – укоризненно произнес Рубанов. – А сами-то вы как? – через минуту, покраснев, поинтересовался он.

– Хладнокровно! У меня другие планы… – снова повернулась она к зеркалу, натянув халат на своих аккуратных ягодицах.

Глядя на нее, Максим непроизвольно вздохнул и забросил ногу на ногу, скинув одну туфлю на ковер.

– Пятку натер! – пожаловался княгине. – Даже чулок протерся. – Подняв ногу, продемонстрировал ей дырку.

– Прекрасно! – неожиданно обрадовалась та. – Завтра по магазинам поедем – чулки покупать. А я палец растерла. – В свою очередь подняла ногу, снова повернувшись на пуфике, и удобно устроила ступню на коленях у корнета.

– Видите, большой палец с боку покраснел? – Халат снова распался на две части, потому как был завязан лишь на поясе.

«Ой!» – вздрогнул Максим.

Произведя нужный эффект, княгиня запахнула халат и придержала руками.

– Разотрите мне палец, – велела она, – да не так сильно жмите, медведь вы этакий…

Через неделю после бала на плацу конногвардейского полка к Рубанову с таинственным видом подошел Григорий Оболенский. Взяв под руку, отвел в дальний угол и, оглядевшись – нет ли кого поблизости, прошептал:

– Господин корнет, требуется ваша помощь…

– А чего тихо говоришь?

– Ай, ай! – замахал руками князь и опять закрутил головой. – Вдруг кто услышит? Тогда все сорвется. Пока я особо не афиширую мероприятие… – Чего так удивленно глядишь, Рубанов? Пора и конногвардейцам размяться! – расправил он плечи.

– Да в чем дело-то, скажи ради бога. И не крути пуговицу на шинели, это тебе не купчихин сосок…

– Ха-ха! Хм! – прихлопнул рот ладонью Оболенский. – Тихо, тихо, – кому-то посоветовал он и вновь огляделся по сторонам. – Сегодня лезу в окно к младшей Страйковской… вроде бы она не против, чтоб ее похитили и тайно обвенчались.

– Так ты влюбился, князь? – хлопнул его по плечу Рубанов.

– Причем здесь влюбился, – обиделся он. – На что только не пойдешь, дабы кавалергардов переплюнуть. Вы с Нарышкиным затихли, самому думать приходится!

– Желаешь обвенчаться, лишь бы уесть кавалергардских корнетов? Стоит ли? – с сомнением произнес Максим.

– Именно стоит! Сегодня в восемь вечера будь дома, но в боевой готовности. Мы с Нарышкиным заедем за тобой, – ушел он к своему взводу.

«Вот чудак! – рассуждал Максим, дожидаясь вечером князя. – Венчаться ради приключения и чтоб говорили в гвардии… Чушь и глупость! Но попробуй-ка отговори…»