Разрушенный мир

Орлов Андрей Юрьевич

Ну, как подобрать. Я уже знал, что выберу — короткий колющий меч в одну руку, и наруч с небольшим кулачным щитом — на другую. К счастью, щиты в голове Альсины тоже всегда относились к оружию, и их творить она могла не хуже.

Еще больше порадовало то, что все это добро не распадалось прямо у меня в руках — похоже, ману я высасываю не всем телом. Да, стоило поднести тот же метательный нож к груди — он начал искажаться и словно… терять реальность, делаться ненастоящим.

А затем исчез. Я ощутил уже лишь легкое покалывание.

Бежать решили

этим же вечером. Дверь все равно никаким оружием не разбить, а откроется она либо на ужин, либо для очередного вызова Альсины. В любом случае, тогда-то мы и ударим. Пока же сотворенное для меня оружие спрятали под матрасы. Оно исчезнет, конечно, со временем — но творения девушки держались уже недели по две, с ее слов.

Сегодня Альсину вызвали снова. Хотели вызвать.

Как только девушка ощутила приближающегося человека, я мигом нацепил на левую руку наруч, взял в правую меч и встал по направлению открытия двери.

И стоило двери со скрипом распахнуться, как в грудь дикаря вонзился метательный нож, целый чехол с которыми создала для себя моя напарница, а я резким выпадом из-за двери вскрыл ему горло.

Не успев издать ни звука, рослый полноватый мужик захрипел и повалился на спину, забрызгав все вокруг алым.

Разумеется, Альсина сообщила мне примерный план тюрьмы — ее не раз водили по окрестным туннелям. Именно на отработку действий мы потратили весь прошедший день.

Нас держали в отдельной камере, которой заканчивался небольшой коридор, ведший к ней из помещения перед входом в основную тюрьму. Так сказать, мы были почетными пленниками.

Пока я осматривался, ушлая дамочка уже стянула с тюремщика связку ключей, сотворила себе легкую изящную саблю, и на цыпочках двинулась вперед. К «караулке».

— И много ты можешь так походя творить? — шепнул я, догоняя.

— До пяти единиц. Кошель с ножами идет за одну. Так что маны хватит еще на что-нибудь одно, если нынешнее сломается, или рассеется. Но я приберегу ее на всякое… вспомогательное.

С этими ее словами я пинком распахнул дверь в помещении, где сидело еще трое стражников. Двое тоскливо смотрели на стоящий на столе между ними кувшин и свои пустые кружки, а третий беззаботно дрых на топчане в углу.

Проснуться он не успел. Я с наскока наискось уколол того, кто сидел ко мне спиной, пронзая горло и тут же дергая меч вправо.

Второй вскочил и попытался закричать, но ему в лицо врезался взлетевший со стола кувшин, обдав нас стойким запахом спирта, а следом полетел и нож девушки. Уж что-что, а метать она их умела. С кинжалом в глазнице стражник упал, из его рук звякнув вывалился топор.

Спящего просто заколол в висок. Чтоб не мучился.

Испытывал ли я жалость? Отнюдь. Годы выживания среди кошмарных тварей и таких же разумных научили меня, что враг перестает быть человеком, став врагом. А врагом стоит считать любого, покушавшегося на твою жизнь, свободу, близких, или имущество.

В общем, жить нужно так, чтобы никто, знающий о тебе, не захотел считать

тебя своим врагом.

Сегодня пришло время научить этому еще одну шайку выродков, не питающих уважение к чужой свободе. Ну или тех, кто найдет их тела.

Сразу бежать наружу мы не стали. Все прошло идеально, тревоги мы пока не подняли, так что сначала заглянули в общую тюрьму.

С оружием мы оба управлялись прилично — но одно дело убивать расслабленных и захмелевших тюремщиков, привыкших к безнаказанности, а другое — прорываться сквозь десятки, или даже сотни озверевших и вооруженных дикарей. Да еще колдующих!

Так что мы решили устроить бунт. Ведь камеры, со слов Йольюя, были переполнены!

Когда мы отворили дверь в общую тюрьму, узники оживились.

— Эй, ну где там жратва?! Несите уже!

— Во во! Задерживаетесь, млин!

Разноголосый гомон встретил нас здесь. Да уж, теперь я понял, что мы действительно были элитными пленниками.

Это помещение представляло собой просто длинную пещеру. Очень длинную. Камеры от прохода здесь отделяла грубая и прочная металлическая решетка. Сами же узники сидели в двух общих камерах, слева и справа от прохода, тянущихся во всю длину пещеры.

Ютились они буквально друг у друга на головах. Среди грязных и небритых тел стоял сногсшибательный «аромат» мочи, дерьма и пота.

— Ох ты ж… Эй ты! А ну слезь с нее, мразь! — резко выкрикнула Альсина.

Я посмотрел туда, куда глядела она. О Солнце, да здесь же узники обоих полов вместе сидят!

Там, у одной из решеток, дергался какой-то здоровенный жирный мужик. Спустя мгновение я понял, что его дергания — это… совокупление. С какой-то худой высокой девушкой. И явно совсем не добровольное!

— О-о, да вы никак еще одну подстилку привели! Тащите ее сюда… эх, щас опробуем! — пробасил он, мельком обернувшись и начиная вставать с молча лежащей женщины, уставившейся в одну точку. Помогать ей никто не спешил. Похоже, здесь это обычное дело…

А нет. Вот к ней подполз, продираясь сквозь полуголые тела, мой новый знакомец, Воден. И, что-то ей нашептывая и успокаивая повел к стене. Хорош герой, мать его. Но остальные не собирались делать и этого, отползая подальше и отворачиваясь.

А жирный ковылял к решетке, не надев даже портков.

— Я убью его. — абсолютно спокойным ровным голосом сказала Альсина.

— Убивай. — кивнул я. — Сама, или помочь?

— Уже.

Выдохнув это, она резко махнула рукой — и тонкий прямой нож вонзился в шею жадно припавшего к решетке жирдяя.

Это правильно. Ни к чему пафос, когда давишь тараканов.

Эта сцена не вызвала у меня особых эмоций. Дикость и всяческие мерзости стали обыденностью в моем мире задолго до моего рождения. Просто жирдяй в миг потерял для меня статус разумного, вот и все. Так что его убийство принесло лишь спокойное удовлетворение. Если впадать в истерику от деяний каждой мрази в мире — сгоришь раньше времени, не сумев от всей этой мрази избавиться.