Разрушительница Тьмы
Шрифт:
– Думаю, лучше начать с маленьких доз. Одна часть зла и сто частей металла.
– Да, да. – Барли уже не насмехался над ней, а быстро записывал цифры. – Я договорюсь о доставке в Бун и об очках с обсидиановыми стёклами.
Мэй наклонилась к Ханне.
– Очки ужасно дорогие, но они защитят наши глаза от пламени зла.
– Ясно, – тихо ответила Ханна. Ей не хотелось думать о необходимости снова идти к месту зла пусть даже и со средствами защиты.
Барли не обратил на них внимания.
– Мы сможем отправиться через несколько дней, когда закончим
– Вот оно! – взволнованно воскликнул Беар. – Как только у нас получится удержать зло, мы сможем сказать королеве, что устройство готово. Ивасленд раздавит своих врагов, и мы станем героями.
– Не говори глупостей, – засмеялась Мэй. – Учёные никогда не становятся героями.
Они трудились весь день: учёные делали заметки и производили расчёты, а Ханна притворялась, что работает: изучала чертежи устройства и содержимое шкафов, особенно предметы с надписью «Горючее».
Днём Мэй присела на стул рядом с Ханной. Их ноги соприкасались, но Мэй не отодвинулась.
– Прости, что вчера была с тобой немного сдержанна.
– Ты о чём? – Ханна наклонила голову, как будто уже забыла, как Мэй отказалась говорить о звёздах в окне, и остаток пути до общежития прошёл в напряжённом молчании.
– У меня были друзья, – тихо продолжала Мэй. – Из тех, чьё единственное преступление – слишком сильная любовь к Ивасленду и слишком сильная вера в наши идеалы. Ты меня понимаешь? Кое-кто назвал бы нас радикалами. У нас были грандиозные идеи. Мы думали, будто знаем, что лучше для Ивасленда.
Ханна ждала.
– Нас было пятеро, – говорила Мэй. – По крайней мере, вначале. Мы называли себя пятиконечной звездой с Иваслендом в центре. Мы считали себя защитниками истинных ценностей – равенства и образования. Нам не нравилось, что Ивасленд продавал Эмбрии и Кабервиллу много световых сфер и других вещей, которые мы изобрели. Нам была противна мысль о том, что приходится зависеть от наших врагов и приобретать материалы для изготовления предметов, за которые они могут назначить любую цену. Нам казалось несправедливым, что всю работу выполняем мы, а они лишь пользуются её плодами. Поэтому мы хотели, чтобы Ивасленд стал более самодостаточным, научился заключать более выгодные торговые сделки, которые приносили бы больше пользы нам, чем им. А потом пошли слухи о том, что король и королева хотят изучать зло. Конечно, мы пришли в ужас, но меня выбрали для проекта, и для меня всё изменилось.
– Я думала, что изучение зла – это совсем не то, что его использование. Даже когда Беару, Барли и мне поручили создать устройство, я повторяла себе, что лучше его будем использовать мы, чем Эмбрия или Кабервилл. – Мэй выпрямилась. – Мы станем использовать его с умом. Мы переместим зло в другое место, туда, где оно больше не сможет причинить людям вред. Конечно, потом оно превратилось в оружие. И всё же лучше, чтобы подобная вещь была в руках у нас.
«Лучше бы подобной вещи вообще не существовало, – подумала Ханна, но не сказала, а только ободряюще прошептала:
– Но ты всё равно надеялась, что если останешься в проекте,
Напряжённое выражение исчезло с лица Мэй.
– Да, точно. А теперь мы близки к завершению. Мне кажется, ты помогла нам совершить прорыв.
Ханна скромно опустила глаза.
– Знай, что я думаю то же самое об Ивасленде. Это родина знаний и великих идеалов. Я не могу смириться с тем, что наше устройство станет оружием, но лучше будет, если первыми его получим мы, а не Эмбрия или Кабервилл.
– Всё, как ты и говорила, – заметила Мэй. – Я запачкала руки не зря.
– А что думают твои звёздные друзья?
– Мне больше нельзя с ними общаться, но порой я нахожу под дверью записки, в которых они просят остановиться и спрашивают, почему я предала Ивасленд. Когда звёзды были только в их окнах, я верила, что друзья посылают записки мне. Лично мне. Но теперь, когда новые звёзды появляются каждый день… Думаю, движение выросло, и нас уже не пятеро. – Мэй помолчала. – Точнее, четверо.
Ханна коснулась руки Мэй.
– Наверное, это ужасно тяжело.
– Для меня самое сложное думать, не правы ли они.
Мэй повернула ладонь, и их пальцы сплелись. Всего на одно мгновение.
– Лучше, если над проектом будет работать человек с такими идеалами, как у тебя. Уверена, они это знают и понимают, что для тебя интересы и идеалы Ивасленда стоят впереди собственных амбиций.
Мэй чуть заметно улыбнулась.
– Всё, что я делаю, делаю для Ивасленда.
И тут в другом конце комнаты раздался голос Беара:
– Хватит шептаться. Мэй, проверь-ка мои расчёты.
Мэй встала, слабо улыбнулась Ханне и подошла к нему.
Под вечер в комнате появилась Абигайл в сопровождении отряда стражников.
– Как дела? – спросила королева. – Работа движется?
– Более чем, – отозвался Беар. – У нас прорыв. Хильди очень помогла. Как только закончим с уравнениями, надо будет проверить одну гипотезу.
Взгляд королевы метнулся к Ханне, которая притворно улыбнулась. По правде говоря, её сердце забилось сильнее, и под бежевой униформой выступил пот. Она не знала, хотят ли учёные, чтобы она сопровождала их к месту зла, и позволит ли Абигайл, но одно принцесса знала наверняка: нужно сбежать раньше, потому что она ни за что на свете больше не желает там оказаться.
– Очень хорошо, – сказала Абигайл. – Я рада слышать, что Хильди принесла вам большую пользу. Сегодня можете уйти пораньше, чтобы отдохнуть. Барли, если у тебя есть несколько минут, я бы хотела услышать о деталях вашей работы за последние два дня.
Учёный в очках бросил взгляд на Ханну и с подозрением прищурился.
– Конечно, Ваше Величество.
Ханна взяла сумку. Пока никто не видел, схватила банку с надписью «Опасно! Горючее» и вслед за остальными покинула лабораторию. Она не могла подслушать разговор Барли и Абигайл, но подозревала, о чём они говорили.