Развеянные чары
Шрифт:
Подумать только, ведь в свое время он даже усомнился в сексуальной ориентации Линды Чериш! Нет, он не был самовлюбленным красавцем, но прекрасно знал, как реагируют на него женщины. Иногда это раздражало, иногда забавляло, иногда мешало, временами приносило пользу. Но Линда Чериш уже при первой встрече ясно дала понять, что видит в нем только партнера по бизнесу, а это было по меньшей мере непривычно. С тех самых пор он неотрывно следил за красавицей Линдой, ловя хоть какой-то проблеск чувств в фиалковых глазах. Там, в цивилизованном
Пусть прошедшая ночь была только прекрасной случайностью, но теперь Коннор Брендон точно знал, что ни за какие богатства мира не откажется от ее повторения.
Только зачем она придумала эту дурацкую и абсолютно неправдоподобную историю с потерей памяти? Это не может быть правдой, это просто смешно и нелепо, хотя…
Несколько раз за сегодняшний день он ловил в ее глазах такую растерянность, что это его на самом деле тревожило. Может, она и впрямь ничего не помнит?
Одно из двух: либо она великолепная актриса, либо она действительно потеряла память.
Честно говоря, какая-то часть его сознания даже надеялась на это. Если Линда Чериш забыла все… Это значит, что она забыла и Ника.
Кое-что от прежней Линды осталось. Возможно, на уровне инстинктов. Вот сейчас она идет впереди него по узкой и заросшей густой травой тропе по довольно крутому склону, но ни разу не попросила остановиться передохнуть, не оперлась на его руку. Прежняя Линда Чериш тоже не просила о помощи. Никогда.
Что могло вызвать амнезию? Признания Пенни? Развенчание светлого образа ее ненаглядного Ника? Занятия любовью этой ночью? Последнее могло бы польстить его мужскому самолюбию, будь он хоть чуточку примитивнее. Как говорится, она любила его до потери памяти…
А еще эти опасения Тони Херда! Время для выяснения этой ситуации он выбрал явно неудачное, к тому же ничего конкретного Коннор не услышал. Растраты в фонде Чериша… причастность к этому Линды…
Что ж, теперь у него есть неделя. Целых семь дней. Он должен за это время выяснить правду.
На вершине холма они остановились. Линда сорвала несколько листьев эвкалипта и растерла их между ладонями. Поднесла к лицу и с наслаждением втянула пряный аромат. Коннор тоже вдыхал этот чудный запах. Если бы Линда не знала, что он стоит рядом, то ни за что бы об этом не догадалась: даже по траве и опавшим листьям Коннор двигался совершенно бесшумно, словно крупный хищник, уроженец здешнего леса.
Коннор взял ладони Линды, поднес их к лицу. Линда подумала, что навсегда запомнит этот безгрешный и прекрасный момент: они стоят на вершине цветущего холма, над прекрасным и диким островом, вместе вдыхая пряный аромат эвкалипта, и глаза Коннора смотрят на нее. С нежностью. Без насмешки. Без скрытой мысли.
— Ну что, убедилась? Это действительно остров.
— Убедилась. А что это за место?
— Архипелаг
Линда вопросительно взглянула на него. Некоторое время Коннор вглядывался в эти доверчивые и непонимающие синие бриллианты, затем добавил чуть мягче:
— Это твой босс и его жена. У них есть дочурка, Элли, на ее крестинах мы вчера были. Да будто ты не знаешь!
Линда грустно опустила голову и не ответила. Помолчала, потом тихо спросила:
— Мы можем спуститься на берег?
— Можно, только это довольно долго. Не боишься дороги через камни?
— Нисколько. Пошли?
— Это дальше, чем кажется отсюда.
— Я не хрупкий цветочек, а этот остров не настолько велик, чтобы путешествие по нему измотало кого-то до смерти.
— Ну, как сказать…
По дороге они болтали и смеялись, иногда подначивая друг друга, и глазели по сторонам, получая от этого искреннее удовольствие. Уже внизу, прыгая с камня на камень, они разглядели в прозрачной воде маленького осьминога, который при виде них немедленно притворился камушком.
Коннор оказался прав: дорога была довольно длинной. Ноги у Линды гудели, и, когда они уже шли по песчаному пляжу обратно к дому, она едва их передвигала. Конечно же, Коннор это заметил.
— Ты в порядке?
— Все отлично. Замечательный остров. Как давно он стал твоим?
Как-то так получилось, что Коннор больше не казался ей врагом. Совместная прогулка сблизила их, помогла наладить нормальные человеческие отношения.
— Сто пятьдесят лет назад здесь был прииск. Океан разрушил шахту и тоннели. После этого остров почти ничего не стоил, и мой предок купил его. Прапрадед, полагаю. Здесь он рыбачил, выращивал хлеб, маниоку и цветы, здесь они с женой растили восьмерых детей.
Линда остановилась и задумчиво сказала:
— Тихая здесь, должно быть, была жизнь…
— Это с восьмерыми-то детьми?
Она рассмеялась, но осеклась, увидев, как окаменело лицо Коннора. Линду словно обдало холодом.
— Что я сделала не так?
— Ничего. Мне нравится твой смех. Ты еще больше хорошеешь. Кстати, ты знаешь, что когда ты злишься, у тебя глаза становятся зелеными?
— Хм, спасибо, хотя я сомневаюсь, что глаза могут изменять цвет.
— Твои изменяют. У тебя красивый голос, нежный и звонкий, но всегда очень… дисциплинированный. А вот когда ты смеешься… Сегодня я впервые это слышал.
— Не может быть!
— Правда. Я бы запомнил. Сейчас ты была очень юной и свободной.
— Наверное, как и все смеющиеся люди…
— Наверное. Ладно, пошли. Аппетит-то уж мы нагуляли точно.
Они ели холодного цыпленка, фрукты и сыр, а потом пили крепкий и душистый кофе, любуясь заходящим солнцем. Вскоре глаза у Линды стали слипаться, и тогда Коннор с притворной суровостью приказал: