Развод в 47. Я тебя никогда не любил
Шрифт:
— Ой, а они все равно уже знают, что мы в связке. Так что не отстанут, — отмахивается.
Страха действительно не чувствую в ней. Ее так просто не запугать.
— Тогда давай пока все не разрешиться со мной переедешь?
— Посмотрим, возможно, ты права, мне смена обстановки не повредит. Если они будут знать где мы, то паломничество не закончится.
— Угу, — морщусь.
Воспоминания о словах дочери покоя не дают. Больно, что девочкам, которым жизнь посвятила, я теперь как кость в горле. Потому как у них великие планы с папой, а меня
Они выросли пусть живут, как считают нужным. А мне раскисать нельзя. Снова заталкиваю боль как можно глубже.
— А Давид, ты что-то о нем знаешь?
— Практически ничего. Я видела его малым. Потом он уехал. Ну и вот вернулся уже взрослым, — пожимает плечами. — Такой приходит, я тетя к тебе поздороваться, ты против моей семьи прешь, воду мутишь, так прекрати. Если своя жизнь не сложилась, так нечего ее портить другим. Иначе разговор у нас будет иным, — морщится. — Говорил типа вежливо, такой интеллигент, и этот акцент его. У него жена волнуется, в семье непростые времена, а я его тещу настраиваю против семьи. Стыдил меня.
— А про украшения он не знал, — протягиваю задумчиво. — Что-то мне кажется, его как-то используют. По большей части вслепую. С этим вопросом надо разобраться. Информация, в нашем случае — это оружие.
Мы еще долго обсуждаем с Таисией ситуацию. Ложимся поздно. А будит меня звонок от Иры.
— Мам, мы тебе твои безделушки привезли, сейчас придем, — обиженным голосом выдает, без приветствия.
— Нет. В дом я вас не пущу. Сейчас на улицу выйду, — сбрасываю вызов.
Быстро умываюсь, одеваюсь и выбегаю.
Они стоят под подъездом. На машине Эрики приехали. Ира сама не водит.
— Подавись, — старшая дочь швыряет в меня увесистым льняным мешочком.
Я его не ловлю. Он падает к моим ногам.
— Другие матери детям все стараются отдать, а ты побрякушек пожалела, скряга! — кривит губы Ира.
— Да, мам, ведешь себя очень недостойно, — Эрика задирает голову вверх. Смотрит свысока. — Теперь нам даже в дом вход запрещен. Дожились!
— Значит, такая я у вас недостойная мать, которая не хочет видеть предателей на пороге, — объяснять им что-то бесполезно.
— Тут не все. То, что у Азалии тебе папа отдаст, — младшая дочь качает головой. — Он хочет с тобой поговорить.
— Пусть передаст через моего адвоката. Я с ним общаться не имею желания.
— Смотри, как бы твоя гордость и сомнительные подруги не довели тебя. Потом придешь мириться, про дочерей вспомнишь, — фыркает Ира.
— Жизнь расставит все по местам, — поднимаю мешок и разворачиваюсь к подъезду.
— Мам, мы реально не думали, что ты такая скряга. Противно.
— Знаете, — оборачиваюсь, — Это чувство взаимно. Противно.
Они ахают мне в спину, что-то говорят, я не слушаю намеренно. Хватит с меня общения с ними.
Дома раскрываю мешочек, и на вскидку, тут реально две трети. Девки поделили все поровну. Какая низость.
И мне ведь ничего для них жалко не было. Но хорошее
Мне сейчас о себе надо думать. Я иду дальше.
У меня на сегодня запланирована продажа квартиры ближе к вечеру, а перед этим хочу еще посмотреть несколько помещений. Этим и займусь. Прочь тягостные мысли.
Первое помещение мне понравилось. Очень просторное, удобное, несколько залов и расположено в хорошем районе. Я уже мысленно даже представляю, как тут все обустрою. Да и цена приемлемая.
Решаю еще посмотреть запланированные варианты, но скорее всего на этом и остановлюсь.
Настроение заметно улучшается. Хочется немного пройтись, район более детально изучить. Да и погода солнечная.
За поворотом у ресторана останавливается черный внедорожник. Из него выходит подтянутый мужчина. Отчего-то оборачивается, будто затылком ощущает меня. Мы встречаемся с ним взглядами.
Я так и стою. Не ожидала его увидеть.
Он же идет ко мне, уверенной походкой.
— Оля, вот так встреча. Как там говорят, город большая деревня, — одаривает меня белоснежной улыбкой.
— Да, Коля, неожиданно, — улыбаюсь в ответ.
Муж Златы в хорошей форме, высокий, подтянутый, широкоплечий, явно выглядит моложе своих лет. И нет у меня к нему негатива, какой я испытываю к его жене. Со мной он всегда был, максимально вежлив и обходителен.
Хотя сейчас напрягаюсь, ситуация изменилась. Мало ли что от него ожидать. Он все же муж Златы, отец Азалии и Давида.
— Я слышал, тебя можно поздравить, — он ощущает перемену моего настроения, как я внутренне собралась, он же наоборот ведет себя непринужденно.
— Ты считаешь развод — это повод для праздника? — выгибаю бровь.
— В твоем случае да, я бы даже сказал, ты должна судьбу благодарить, что тебя так просто отпустили, — по его лицу тень пробегает.
— Благодарить? Что выкинули как собаку. Предали двадцать семь лет брака. Или я чего-то не знаю, Коля? — прищуриваюсь.
— И не надо тебе знать. Радуйся, что все эти годы ты этого не касалась, и можно сказать, отделалась малой кровью. А деньги, имущество, такая фигня, — машет рукой. — Все наживное. А вот свобода, она бесценна! — в темно-зеленых глазах загорается огонь и тут же гаснет, его заменяет черная тоска. — Я бы с удовольствием на твоем месте оказался.
— Неужто так брак со Златой тебя тяготит? — я чувствую, что схватила нить, и мне надо ее раскрутить. — Вон Влад спит и видит, чтобы к твоей жене подкатить.
— Она ему не даст, — слышу грусть в голосе, даже сожаление.
— Отчего же?
— Кому угодно. Только не ему, — вздыхает.
— Ты так говоришь, будто был бы рад спихнуть ее Владу в руки?
— Так и есть, — кивает. — Только этого не будет.
— Поэтому ты спихнул свою дочь ему?
— Не примазывай меня к этим особям! — на лице такая гримаса отвращения, будто его сейчас стошнит. — Это не моя дочь, — его конкретно передергивает. — И Давид не мой сын.