Развод в 50. Муж полюбил другую
Шрифт:
Мурад резко поднимается:
— Хватит! — его голос звучит почти как у отца в моменты гнева. — Вы оба сейчас немедленно прекратите говорить в таком тоне с матерью! Фарид, ты взрослый человек, веди себя соответственно. А ты, Лейла, будь добра убрать этот телефон и начать думать о своем будущем, а не о подписчиках.
— Ты не имеешь права указывать нам, что делать! — возмущается Лейла. — Ты уже давно живешь отдельно, а мы здесь каждый день!
— Лейла, — впервые за весь разговор мой голос звучит
Дочь смотрит на меня с вызовом:
— Не беспокойся, мама. Скоро я уеду в университет, и ты сможешь наслаждаться своим одиночеством.
С этими словами она разворачивается и выходит из комнаты. Фарид бросает на меня еще один холодный взгляд и следует за ней.
Оставшись с мамой и Мурадом, я обессиленно опускаюсь обратно в кресло. Комната плывет перед глазами, в груди что-то болит так, словно туда воткнули раскаленный прут.
— Что с ними происходит? — спрашиваю я беспомощно. — Я их не узнаю.
Мурад садится рядом, обнимает меня за плечи:
— Они просто переживают, мама. Им тоже больно. Они не знают, как справиться с этой болью, вот и выплескивают ее так.
— Они ненавидят меня, — шепчу я, и слезы наконец прорываются, текут по щекам. — Мои дети ненавидят меня.
— Не говори глупостей, — строго говорит мама. — Они любят тебя. Просто сейчас им страшно. Они потеряли почву под ногами и не знают, что их ждет дальше.
Но ее слова не приносят утешения. В голове звучат обвинения Фарида: "Если бы не мама…" И холодный голос Лейлы: "Наслаждайся своим одиночеством…"
Тридцать лет я посвятила семье, детям. Отказалась от карьеры, от многих своих желаний и мечтаний, лишь бы мой муж и мои дети были счастливы. А теперь муж ушел к другой, а дети…
Дети стали чужими.
Боль такая же как в ту ночь, когда Рамазан сказал, что больше не любит меня. Только теперь боль еще сильнее, потому что я потеряла не только мужа, но и, кажется, своих детей. Они от меня удаляются все дальше. А может уже давно мы говорим на разных языках? А я всего этого не замечаю. Как не замечала измены любимого мужа весь год.
Чувствую, как Мурад смотрит сочувствующе, как мама пытается обнять, и от этой заботы становится еще больнее.
Выпрямляю спину и поднимаю голову.
Нет, хватит меня жалеть. Пора уже брать себя в руки.
Когда младшие успели превратиться в этих холодных, расчетливых людей? Чего я не заметила, упустила в их воспитании?
— Они просто в шоке, — тихо говорит Мурад. — Дай им время, они поймут, как тебе больно.
Киваю, у них сейчас сложный период.
Нам всем нужно время.
И теперь мне предстоит научиться жить без любимого мужчины. А еще просыпаться с мыслью, что жизнь продолжается.
Прощаюсь с Мурадом и мамой и поднимаюсь наверх. Они меня не удерживают, за что их мысленно благодарю.
Прохожу мимо нашей с Рамазаном спальни, направляюсь в ставшую привычной гостевую комнату. Но потом… останавливаюсь на полпути. И возвращаюсь к двери в общую спальню.
Я постоянно ее избегала. А теперь что-то ведет меня туда.
Открываю настежь дверь, не шевелюсь. Как давно я там не была?
Я ничего не чувствую. А потом внутри будто тумблер переключается и во мне просыпается настоящая злость. Она захлестывает сознание и глаза словно дымкой подергивает.
Решительно шагаю внутрь, по пути щелкнув выключателем, и иду прямиком в нашу с Рамазаном гардеробную.
Раз он решил вычеркнуть меня из своей жизни, то пришло и мне пора начать новую жизнь.
С силой открываю дверь гардеробной.
Что там сказал Фарид?
Что я мягкотелая?
Я?
Сейчас посмотрим!
Глава 12
Я распахиваю дверцы гардеробной и застываю на мгновение. Его вещи. Все еще здесь, аккуратно развешанные, словно их владелец только вышел и вот-вот вернется. Дорогие костюмы, отглаженные рубашки, галстуки, подобранные по цвету — все как всегда.
Только теперь это вещи чужого мне человека.
Делаю глубокий вдох и решительно снимаю с вешалки первый костюм. Темно-синий, из итальянской шерсти. Рамазан надевал его на важные встречи, говорил, что он приносит удачу. Интересно, был ли он в нем, когда впервые встретил Зумрут?
Стискиваю зубы и бросаю костюм на кровать. За ним следует второй, третий. Рубашки срываю с вешалок и швыряю в общую кучу. С каждым движением внутри разгорается что-то похожее на ярость — чувство, которое я не испытывала очень давно.
— Мама? Что ты делаешь?
Оборачиваюсь. В дверях стоит Мурад, его глаза расширены от удивления.
— Собираю вещи твоего отца, — отвечаю спокойно, продолжая снимать рубашки. — Он должен их забрать. Или они отправятся на помойку.
— Мама, — Мурад подходит ближе, — может, не стоит сейчас? Ты расстроена и…
— Я в полном порядке, — обрываю его, снимая с полки стопку свитеров. — Просто навожу порядок в доме. В моем доме.
Подчеркиваю это "моем", и Мурад понимающе кивает.
— Я позвоню отцу, чтобы он приехал за вещами.
— Не нужно, — говорю, доставая из шкафа большой чемодан. — Просто передай ему, что они будут готовы к вечеру. Пусть забирает или выброшу.
Начинаю складывать вещи в чемодан, аккуратно, почти машинально, как делала это десятки раз, собирая мужа в командировки. Руки помнят эти движения, хотя сердце кричит от боли.