Развод в 50. Муж полюбил другую
Шрифт:
Каждое утро я просыпаюсь с ощущением тяжести в груди, словно на ней лежит невидимый камень. Но с каждым днем он становится все легче. Прохладная кожа кресла под моими ладонями напоминает, что я здесь, в настоящем. Что прошлое отступает, тает, как утренний туман под лучами солнца.
Бракоразводный процесс идет своим чередом. Тамерлан оказался не просто компетентным юристом, но и чутким человеком. Его спокойный, низкий голос действует на меня успокаивающе, когда мы обсуждаем детали развода. С его помощью мы составили соглашение, которое устроило всех.
Что дальше? — этот вопрос преследует меня ежедневно, пульсирует в висках, когда я просыпаюсь среди ночи в пустой постели.
Перебираю бумаги, которые мне прислали из компании. Цифры, графики, отчеты — все это вызывает у меня лишь головную боль. От напряжения шея затекла, а между лопатками появилась тупая боль. Я никогда не вникала в дела фирмы, предпочитая создавать домашний уют. Теперь же понимаю, насколько была зависима от мужа. Но исправлять это уже поздно. Или нет? Может быть, сейчас самое время начать что-то новое? Эта мысль посещает меня все чаще, но я отгоняю ее, как назойливую муху.
В кабинете становится душно, хотя окошко открыто. Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть, выводя из задумчивости.
— Мурад сказал, что ты хотела меня видеть, — Ахмет появляется в дверях моего кабинета. Я не слышала, как он вошел, настолько была погружена в свои мысли.
Да, с Мурадом я уже говорила на эту тему. Осталось еще и среднему сыну сообщить о своем решении.
Наш средний сын выглядит повзрослевшим, серьезным. В сером дорогом костюме, с кожаным портфелем из темно-коричневой кожи в руках — он так похож на отца в молодости, что сердце на мгновение сжимается от боли. Те же густые брови, та же линия подбородка, даже складка между бровей — точь-в-точь как у Рамазана, когда он о чем-то беспокоился.
— Да, проходи, — я указываю на кресло напротив, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри все дрожит от предстоящего разговора. — Есть разговор. Хочешь чаю?
Он качает головой, его глаза внимательно изучают меня. Интересно, что он видит? Постаревшую женщину с сединой в волосах или все еще свою маму, которая когда-то целовала его ссадины и пекла его любимые пирожки с капустой?
— Нет, спасибо, — Ахмет садится, ослабляя галстук нервным движением пальцев. Я замечаю тени под его глазами — глубокие, синеватые полукружия, видно, что он много работает. Сердце сжимается от материнской тревоги.
— Ты выглядишь измотанным, — мои пальцы невольно тянутся к его лицу, но я останавливаю себя. Он уже не мальчик, которого можно погладить по щеке.
Ахмет трет переносицу, морщась:
— Много работы. После ухода отца… многое изменилось.
Повисает неловкое молчание. Я чувствую, как между нами разрастается невидимая стена. Раньше мы никогда не испытывали неловкости друг с другом. Разве это не странно? Нужно было расстаться с мужем, чтобы начать заново узнавать
— Я изучила документы по компании, — начинаю я, складывая бумаги в аккуратную стопку. Пальцы слегка подрагивают, и я сжимаю их в кулак, чтобы унять дрожь. — И принимаю сейчас, наверное, самое важное решение в своей жизни.
Внутри разливается странное ощущение — смесь страха и решимости. Словно стою на краю обрыва и готовлюсь сделать шаг вперед, не зная, есть ли там внизу вода или острые камни.
— Какое? — Ахмет подается вперед, его брови сдвигаются точь-в-точь как у Рамазана. Кожаное кресло скрипит под ним, когда он меняет позу.
— Я передаю свою долю в управление вам с Мурадом, — говорю спокойно, удивляясь собственной решимости. Слова вылетают изо рта легко, будто я репетировала их тысячу раз. В каком-то смысле так и есть — я прокручивала этот разговор в голове всю неделю. — Я никогда не была бизнес-леди и не собираюсь ею становиться. Вы с братом лучше разбираетесь в этом деле.
Ахмет выглядит потрясенным, его глаза расширяются, а рот приоткрывается. Он даже подается назад, словно мои слова обладают физической силой и оттолкнули его.
— Ты уверена? Это же половина компании, мама. Это… миллионы, — его голос звучит хрипло, он облизывает пересохшие губы. — Это то, что обеспечивало вас с отцом все эти годы.
— Нас обеспечивало, — делаю попроавку. — Это то, что обеспечивалонас нас все эти годы. Твой отец умело всем распоряжался, а вы как сыновья ему в этом помогали. И да, я уверена, — киваю, чувствуя, как напрягаются мышцы шеи. — Я оставлю себе только контрольный пакет акций, чтобы получать дивиденды, но управлять будете вы.
Меня саму удивляет, насколько твердо и решительно звучит мой голос. Словно говорит другая женщина — сильная, уверенная в себе. Может быть, она всегда была внутри меня, просто я не позволяла ей проявляться?
Чувствую, как внутри растекается странное облегчение. Словно сбрасываю с плеч непосильную ношу. Тело становится легким, почти невесомым. Кажется, сделай я глубокий вдох и взлечу под потолок, как воздушный шарик. Все эти годы я была тенью своего мужа, поддерживала его, служила ему. Теперь настало время жить своей жизнью.
Ахмет нервно барабанит пальцами по подлокотнику. Его взгляд блуждает по комнате, останавливаясь то на фотографиях на стене, то на бумагах на столе, то на моем лице. В этот момент он так похож на маленького мальчика, что мне хочется обнять его.
— Мама, я не знаю, что сказать, — Ахмет явно взволнован, его голос срывается. Он прокашливается, выпрямляется, пытаясь вернуть себе деловой вид. — Это огромное доверие. Мы с Мурадом… мы не подведем тебя.
— Я знаю, сын, я верю в вас с Мурадом, — улыбаюсь сыну, чувствуя, как натягиваются мышцы лица, отвыкшие от улыбки за последние месяцы. — И потом, когда Фарид закончит учебу, он тоже присоединится к вам. Компания должна оставаться в семье, Лейле тоже будут капать ее проценты, но мы девочки ничего не смыслим в делах бизнеса.