Развод. Он влюбился
Шрифт:
По пути лепетала что-то о том, что все наладится, что бывают плохие дни и надо просто их пережить и идти дальше. Про малиновый чай что-то бредила, про горячие бутерброды, и про пряники с мятой, как будто это что-то да значило.
На самом деле я просто боялась тишины и мыслей, которые за ней приходят, поэтому болтала без умолку, набирала всякую ерунду, постоянно задавая дочери вопросы: что скажешь? Как думаешь? Помнишь?
Она отвечала невпопад. Если вообще отвечала, но я продолжала разговаривать. Болтала, болтала, болтала и
Мы прошли на кухню. Она села за стол и уставилась на свои сцепленные в замок руки, и только слепой не заметил бы, как сильно они дрожали.
С трудом переводя дыхание, я заварила чай, выставила две кружки, достала вазочку с конфетами, хотя была уверена, что никто из нас к ним не притронется.
И только после того, как все было готово, села напротив дочери и тихо спросила:
— Даш, что случилось.
Она замотала головой, отказываясь от контакта.
— Поговори со мной пожалуйста. Ты же знаешь, я волнуюсь, — я взяла ее за руки. Ледяные. — Даша?
Дочь подняла на меня измученный взгляд, в котором блестели слезы и плескалась ничем не прикрытая боль.
Что же с тобой случилась, девочка моя? Кто тебя обидел?
— Мам… — начала было дочь и осеклась, замерев на середине фразы. Вытянула у меня свои ладони и опустив их под стол, зажала между колен. Она всегда так делала, когда сильно нервничала
Я не торопила ее, не давила, просто ждала, когда соберется духом и расскажет о том, что стряслось.
Давай же милая, поговори со мной. Станет легче, я обещаю…
Прошло еще пару наполненных надрывом минут, прежде чем Дарья прикрыла глаза и горько выдохнула:
— Я видела, как Максим целовался с другой девушкой.
Да твою ж мать…
Сдавив переносицу, я шумно выдохнула. Только этого еще и не хватало. Капец.
— Даш…прости, что спрашиваю. Но ты уверена?
Она шмыгнула носом, сморщилась, явно пытаясь не разреветься снова и кивнула:
— Мам, я видела их. Своими собственными глазами. Стояла в двух метрах от них…
Пытаясь подобрать правильные слова, я терла бровь и никак не могла выдавить из себя хоть что-то стоящее.
Это все было как-то странно. Я же видела их вместе. Субботин смотрел на нее так, словно Даша самая большая драгоценность. Когда мужчина так смотрит, для него не существует других женщин. Он весь в той самой. Растворяется, боготворит, готов весь мир положить к ее ногам, и убьет любого, кто посмеет обидеть.
Или я ни черта не понимаю в мужчинах?
Черт. Она только-только начала отходить после того шоу, которое Жданов устроил в нашем гостевом домике, и снова удар в ту же болевую точку.
— Он предал меня, мам. Предал, — надрывно сипела она.
Может, нагнетает? Может не все так страшно и однозначно, но после папашиных
— Может, тебе показалось? — осторожно уточнила, — ну, вдруг…
— Как могло показаться? Ее рот, его рот. Вместе. Что они, по-твоему, делали? Искусственное дыхание? Эндоскопию? Кормили друг друга, срыгивая рыбу, как морские чайки?
Прозвучало мерзко, как и вся эта ситуация в целом. И все же не могла я смириться, что-то внутри не давало просто взять и сорваться в ураган обвинений.
— Даш, расскажи мне, пожалуйста, подробнее. Я знаю, что тебе неприятно, но я пытаюсь понять…и пока не очень получается. Максим ведь любит тебя, по-настоящему. Я видела это, чувствовала, ну не мог он вот так…
— А отец мог? Его любовь ты тоже чувствовала?
Кто бы только знал, как сильно в этот момент я желала посадить Лешу на кол. Вот просто от души насадить и провернуть, так чтобы резьба до самого горла нарезалась!
— Если честно, я уже не помню, что я чувствовала раньше. Возможно, все было на ладони, но я была слепа и не замечала этого. Может, за привычкой не рассмотрела изменения. Сейчас уже трудно об этом судить.
— Вот и с Максом то же самое. Пока я привыкала, у него случились изменения, — удрученно сказала дочь.
Я все равно не могла поверить. Вот просто не могла и все.
И это не то злорадное женское: тебе показалось, закрой глаза, смирись и прочий бред, когда пытаются убедить в необходимости простить и терпеть дальше. Конечно, нет. У меня другие установки – беречь себя, ценить, не позволять плевать в душу. Но сейчас что-то во мне противилось, не давало сказать: пошли его на хрен и забудь.
Не могла и все тут!
— Даш, расскажи. Пожалуйста.
— Да чего рассказывать? Я предложила Субботину встретиться в обеденный перерыв, он сказал, что не может, потому что у него якобы встреча. А потом я его застала в Синей Розе с какой-то девкой. Сидели мило за столиком. Потом поцелуй… Вот в общем-то и все. Я ушла. Потом, когда он позвонил, сказала, что расстаемся. Вот и все. Конец.
Ни черта — это не конец! Ну не могло оно закончится вот так бездарно и банально. Просто не могло я все. Я протестую.
— Может, все-таки…— я замолчала не зная, как облечь в слова свои сумбурные мысли и сомнения, — пфф, да бред какой-то! Бред, Даш! Он ни на кого кроме тебя не смотрел! Ну какие другие девушки!
— Самые что ни на есть обычные. В красивых платьях, с титьками…и всем остальным.
— Даш, — я с укором взглянула на дочь.
— Ну, что Даш? Я видела ее, вот как тебя сейчас. Сидела вся такая из себя, волосней трясла, спину гнула. Мне даже в первый момент показалось, что это Марина вернулась.