Развод. Он влюбился
Шрифт:
Дернула руку, пытаясь освободиться, но Субботин не позволил. Сжал мои ледяные пальцы и потянул на себя, вынуждая подняться из-за стола.
— Идем.
Слишком много людей, чтобы начинать отбиваться всерьез, поэтому пришлось подчиниться.
Мы присоединились к другим танцующим парам. Макс положил мне руки на талию, я — ему на плечи.
Рядом. Чувствуя тепло. Дыша одним воздухом. Но стена, разделившая нас после Синей розы, никуда не делась. Она давила, причиняя боль и ломая кости,
Мы так и не поговорили после того происшествия. Он пытался много раз, но я всячески избегала контактов, а теперь бежать было некуда.
Он рядом, я в кольце его рук, и мой живот, в котором наш пока еще крошечный ребенок, напряжен до предела.
Нас трое. Но между нами тень Марины с мерзкими щупальцами и когтями.
— Прости меня, — прошептал он.
— За что? — язык ватный, в голове каша. Каждый глоток воздуха, словно пылающий кирпич падал в легкие.
— За то, что произошло в Синей Розе.
Стало холодно. Будто я находилась не в помещении, а выскочила на улицу босиком и в лютый мороз.
— Значит, признаешься, что ты с той…
— Нет, — жестко припечатал он, — ни с ней, ни с кем-то другим.
— Тогда за что извиняешься?
— За то, что повел себя как наивный лох и не понял ее намерений. За то, что в принципе допустил эту ситуацию. Я не должен был…черт, Даш. Я с ума схожу, как представлю, что ты видела этот фарс.
— Не поверишь, я тоже, — я натянуто улыбнулась, — это…больно.
— Прости, Даш, пожалуйста, — просипел он, прижимая меня к себе, — прости. Я никогда бы не предал тебя. Никогда…
У меня отчаянно защипало глаза. Измученное сердце так хотело поверить. Я хотела поверить! До дрожи, до судорог, до красных всполохов перед глазами. Я хотела быть с этим человеком, но мои внутренние демоны, прочно поселившиеся в голове, после предательства отца, рычали и скалились, отказываясь выпускать жертву их своих когтей.
Танец сменился на пронзительно медленный. Мы двигались в унисон, схлестнувшись пронзительными взглядами. Вместе шли ко дну.
В какой-то момент его губы коснулись моих, и я чуть не задохнулась, от тех чувств, что захлестнули с головой. Это было сильнее меня.
— Прости, — едва слышно выдохнула и отстранилась от него, — мне нужно в дамскую комнату.
— Даша!
Я сбежала, так и не оглянувшись. А потом сидела в кабинке, зажав себе рот ладонью, и беззвучно рыдала.
Где-то за стенами гремела музыка, раздавался голос ведущего, многократно усиленный микрофоном, звенели чужие голоса и смех. А сидела одна, на закрытом унитазе, и пыталась привести свои мысли в порядок.
Почему меня никто не предупредил, что так сложно быть беременной! Что все эти хохмы про
Я любила Макса!
Я боялось, что он предаст!
Я хотела быть с ним!
Я не могла простить!
Я не была уверена, что мне есть за что его прощать!
Эти американские горки меня точно добьют.
Кое-как мне удалось успокоиться и выйти из своего убого убежища. Я долго умывалась, убирая следы гормональной истерики, потом заново красилась, малодушно радуясь тому, что за это время никто не заглянул в туалет и не увидел моего состояния.
Вернувшись в зал, я перво-наперво увидела, что место Субботина пустовало.
Поискала Макса взглядом среди толпы и не нашла. Наверное, с другими мужиками вышел на улицу.
Впрочем, еще через пять минут мужики вернулись, а Субботина все не было.
И где он? Неужели обиделся на мой побег и ушел?
Или решил, что на фиг ему сдалась такая истеричка?
Снова захлестнул страх. Только в этот раз я испугалась, что он решил отказаться от меня.
— Субботина не видели? — спросила я у одного из его приятелей.
— Да где-то тут бродит. Ему вроде по работе позвонили, — беспечно ответил он, больше занятый поглощением тарталеток, чем моими проблемами, — сейчас придет.
Прошло еще минут пять.
По венам растеклась слабость, ноги стали ватными, как и все остальное.
Мне снова мерещился яркий подол среди толпы и грива темных волос, и терзали подозрения, что слишком уж затянулся его «деловой» разговор.
Сердце скомкано ерзало в груди, не в состоянии нормально сжаться и протолкнуть кровь по задеревеневшим сосудам. Язык вялый — захочешь, ничего не скажешь. И так горько, что словами не передать.
Я положила руку на плоский живот, пытаясь нащупать какой-то отклик, поддержку. Знак! В конце концов.
Но жизнь внутри меня была еще слишком мала, чтобы как-то помочь мне.
Но она была. И почему-то именно в этот момент, я поняла, что чтобы ни случилось всегда буду любить ее и беречь. Что не брошу, не откажусь, не сломаюсь.
Мне есть ради кого бороться и двигаться вперед.
Словно хмельная я поднялась вышла из зала в прохладный коридор. Тут тоже было полно людей. Их голоса сливались в одну сплошную какофонию, и я направилась туда, где было тише. Просто шла, не разбирая дороги, пока не оказалась перед дверью с надписью «служебные помещения».
И вроде надо повернуть обратно…