Развод. Тот, кто меня предал
Шрифт:
Что-то припоминаю… Или нет. Ничего не помню. Но тут определенно кто-то был, раз еда все время появлялась в холодильнике. Я помню, что вдоль и поперек изучила гостиную, потому что провела в ней все свое время. Я знаю количество паркетин на полу, количество углов и картин, но не помню имен и лиц. Все мои мысли были далеки от реальности, поэтому неплохо бы сделать мне скидку.
— Да, Рита, я познакомил тебя с Василисой Викторовной, — Мир поджимает губы.
Ну вот, снова недоволен мною.
— Ага. Так и когда придет
— Василиса не придет. Я отправил ее в отпуск, — отвечает Мирон и возвращается к работе.
Упорно делает вид, что меня нет. Мы молчим. Я гипнотизирую взглядом его, а он гипнотизирует монитор ноутбука.
— Я хочу есть. — Знаю, что веду себя капризно, как маленький ребенок.
— Хочешь есть — приготовь. Помнится, еще совсем недавно ты прекрасно справлялась с этим.
— Не хочу готовить, — фыркаю я, беру из холодильника йогурт, захлопываю дверцу и прыгаю на одной ноге к стулу.
Да, я так и не расходила ногу. Откровенно говоря, я ничего не сделала, чтобы начать хоть немного нормально ходить. Оглядываюсь по сторонам в поисках того, что мне нужно.
— Куда ты дел мои костыли?
— Выкинул, — даже не оторвался от ноутбука, засранец.
— И как прикажешь мне передвигаться? — верчу в руках бутылку йогурта, которую не в состоянии открыть сама, потому что поврежденная рука тоже нуждается в разработке, а я ее игнорирую.
— У тебя для этого есть ноги, — просто-таки арктический холод в интонации.
— Козел, — бурчу я и снова принимаюсь мучать бутылку, пытаясь открыть ее одной рукой.
— Обожаю, когда ты такая милая, — наконец-то поднимает голову и улыбается мне наигранно. Аж плюнуть в лицо захотелось.
Так и не сумев открыть бутылку с йогуртом, отставляю ее и, театрально вздохнув, подпираю подбородок кулаком. Смотрю в окно, за которым все белым-бело. Начавшийся вчера снегопад наконец закончился, и теперь глаза слепит от этой белой картины.
Вчера вечером, после того как Мирон набрал для меня ванну, я искупалась, а затем просто отправилась спать, стараясь не анализировать наш поцелуй. Было — и было.
По моему мужу также было видно, что он не особо терзает себя мыслями на этот счет. Мне на какое-то время подумалось: а может, у меня окончательно поехала крыша и все привиделось?
Хотя это маловероятно. То ли подействовали транквилизаторы, то ли работа с психотерапевтом, то ли влияние Мирона оказалось слишком сильным, но теней больше не было.
Просто однажды я открыла глаза и поняла, что за мной больше никто не следит. Вздыхаю и даже выдавливаю натянутую улыбку.
— В холодильнике курица, — вырывает меня из размышлений голос Мирона.
— И? — поднимаю брови удивленно.
— Приготовь из нее что-нибудь, — говорит как ни в чем не бывало мой бывший муж.
— Зачем? — мои брови по прежнему где-то на середине лба.
Мирон откидывается в кресле, рассматривает
— Ты голодна, я голоден — значит, надо поесть. Тем более что открыть йогурт у тебя не получилось.
Сученыш. Уголок его рта дергается. Вижу, что он сдерживает ехидную улыбку, но я, сцепив зубы, молчу. Так, вдох-выдох. Считаем до десяти: один, два, три, четыре, пять…
— Тебе надо, ты и готовь! — выпаливаю, так и не добив до десятки.
— Я работаю, Рита, — произносит Мир снисходительно. — У меня на носу важный тендер, а ты прохлаждаешься две недели. Раз тебе нечем заняться, приготовь обед.
— Эй! — что за вздорная наглость! — Я вообще-то очень занята!
— Чем? Тем, что пытаешься взглядом дырку в стене проделать?
Я ахаю, от шока даже пальцами раскрытый рот прикрываю.
— Давай, Кудряха, начинай шуршать. Никто не придет сюда, чтобы приготовить тебе ужин. И даже не начинай разговор о доставке из ресторана. Видела, как дороги замело? Сюда попросту никто не доедет.
Интересно, он слышит, как я скриплю зубами от злости и досады?!
— Тебе меня совсем не жаль! — выплевываю, хотя понимаю, что этой толстокожей сволочи все нипочем.
— Пожалуешься на меня психотерапевту, — и все, он снова отворачивается, будто меня нет.
Я злюсь, закипаю, как чайник на плите, и практически начинаю свистеть. С психами отодвигаю стул и слезаю с него, ковыляю к холодильнику, достаю оттуда курицу, швыряю ее на стол.
Бедная, несчастная птичка не заслужила такого обращения, но этот булыжник уже летит вниз с огромной высоты. Его никак не остановить. Спасайся кто может.
Мою тушку, достаю специи и начинаю мариновать. Делаю все одной рукой, вторую держу как бесполезную культяпку. Откровенно мучаюсь, потому что практически за месяц я отвыкла готовить себе, да и вообще заботиться о собственных нуждах.
Достаю форму для запекания и, подняв курицу за ножку, перекладываю туда.
Неплохо было бы задействовать вторую руку. Да, это было бы идеально. И слишком просто.
Именно поэтому я мучаюсь с одной рукой. Пытаюсь взять в руку тяжелую форму, но она не поддается. Шатается во все стороны, и несчастная курица вот-вот съедет на одну сторону и свалится на пол.
Неожиданно позади меня вырастает тень. Мирон становится за моей спиной. Плотно. Кожа к коже, тело к телу. Берет другой рукой за противоположный край и помогает мне поднять тяжелую форму. Вместе, как сиамские близнецы, не отрываясь друг от друга, мы переносим ее в духовку.
— Ну и упрямица ты, — его дыхание щекочет кожу на шее.
Волнует спокойствие внутри меня и тормошит безмятежность.
Мирон задерживается позади буквально на секунду, без стеснения тянет носом воздух, нюхает меня, а после отстраняется так же неожиданно, как и появился.