Развод. Тот, кто меня предал
Шрифт:
— Да, — серьезно отвечает он и хмурится. — У меня мутный противник, от которого я не знаю чего ожидать.
— Ты выиграешь, я верю в это, — говорю уверенно, хрен знает почему.
Мирон проводит руками по пальто, смахивая невидимые пылинки. Мы замираем друг напротив друга. Я рассматриваю его темные радужки, в которых блестит мое бледное отражение. Бывший муж делает шаг вперед, стирая последнюю границу между нами, плотно оплетает меня обеими руками за талию, прижимает к себе и говорит тихо:
—
Внутри все забытые чувства начинают семафорить с новой силой. Меня, как крепко стянутый клубок, разматывает от горячих рук бывшего мужа. А когда его губы касаются моих, я взлетаю и одновременно падаю и разбиваюсь насмерть.
Я не понимаю этих чувств. Всего намешано слишком много, я запуталась.
Он целует надрывно, спешно, как будто где-то совсем рядом самолет, который должен увезти меня навсегда, и Мирон выхватывает последние крупицы тепла, на которое больше не имеет права.
Он кусает мою губу, оттягивает ее, а после запускает свой язык мне в рот и переплетает с моим. Мне хорошо, я не хочу, чтобы он уходил. Хочу как сейчас — стоять посреди прихожей и целоваться, будто это последний поцелуй в жизни.
Я бы желала, чтобы этот момент замер и повторялся на репите. Раньше мы никогда не целовались вот так. У нас были долгие поцелуи людей, которым некуда спешить, которые знают: завтра нас ждет такой же поцелуй. Не будет голода и жажды. Будет сладкая нега, которая протянется с утра до самой ночи.
Сейчас мой муж умирает от жажды, пьет меня, как будто он путник, целую жизнь идущий по пустыне и наконец нашедший свой оазис. Он ненасытен, ласки его языка будоражат мысли, тело, распаляют кровь.
Толкает меня к стене, не разрывая поцелуя, и спускается влажными губами по шее, лижет, кусает. Я расставляю ноги, чтобы ему было удобнее разместиться между ними. Чувствую его каменное возбуждение. В руках непрекращающийся зуд — мне, как дикой самке, хочется опустить руку и прикоснуться к члену Мирона, но я хватаюсь за его шею и впиваюсь в нее ногтями, даже не чувствуя боли в поврежденной руке.
Держусь за него крепко, потому что больше не за кого, он один — спаситель.
Тот, кто разрушает и одновременно тот, кто спасает.
Мирон отстраняется первым, проводит рукой по моим волосам, пытаясь пригладить их, но куда там. Я распалена, легкий свитер висит на моих плечах, едва ли не оголяя грудь, между ног тянет сладкой болью.
Бывший муж рассматривает меня голодным, звериным взглядом, убирает руки и отступает на шаг.
— На удачу, — произносит он, улыбаясь, и уходит.
Я скатываюсь по стене на пол и дрожащими руками прикрываю глаза. На губах горький вкус нашего поцелуя, а по телу расползается сладость.
Он сказал, что верит в меня. Я сама в себя не верю, а он в меня — да.
Встаю на ноги и иду. Иду, не прыгаю. Шаги даются с болью, но я делаю это. Чувствую себя новорожденным ребенком, но через силу, со злостью, шагаю, держась за стену. Захожу в гостиную и смотрю на диван, на котором провела несколько недель. На нем остались очертания моего тела. Меня ужасает это наблюдение.
А мама? Когда я разговаривала с матерью в последний раз? Пару дней назад, точно. Или три? Или пять?
А с Аленой? Стоп. У меня же работа. Гипс сняли, значит, больничный тоже закрыли? Всем этим занимался Мирон.
Нахожу телефон и набираю начальницу, которая удивленно сообщает мне, что Мирон держит с ней связь, а больничный у меня еще открыт и меня вообще не ждут. Советует отдыхать и возвращаться с новыми силами.
Следующий звонок взволнованной матери, которую я уговариваю успокоиться и объясняю, что я в полном порядке.
Напоследок оставляю разговор с подругой, но Алена звонит сама, едва я кладу трубку после разговора с мамой.
Глава 25. Принц
— Ты как, Гош? — голос у Аленки настороженный, но я не могу винить подругу.
— Ощущения, будто я проспала полжизни, а сейчас отошла от долгого сна, — говорю растерянно, словно реально проснулась в другом веке и теперь не знаю, что делать.
— Надеюсь, разбудил тебя поцелуй прекрасного принца? — Аленка смеется, а мне не до смеха.
Я замолкаю, потому что не знаю, что ответить подруге, — ведь она даже не догадываются, насколько оказалась права.
— Рит? — спрашивает с тревогой.
— Мы… мы с Мироном… мы да, целовались, — не могу собрать слова в нормальное предложение.
— И?.. — Алена по-прежнему насторожена.
— И… И ничего, Ален. Просто поцеловались, и все.
— Тебе понравилось?
— Нам что, по пятнадцать лет? Что за вопросы? — я начинаю нервничать.
— Можешь ответить? — давит на меня подруга.
— Да, Алена, понравилось. Но что это дает? Неужели ты думаешь, что один поцелуй разрушит все то дерьмо, которое было между нами?
— Ну, примерно на это я и надеялась, — Аленка вздыхает.
— Ты что же, переметнулась на его сторону, подруга? — ахаю я.
— Рит, ты не подумай, Мирон — козел, и все такое. И я совсем не оправдываю его предательство. Он грешен: своей похотью уничтожил ваш брак. Но, во-первых, кто из нас не грешен? А во-вторых, грех можно искупить. Мне кажется, именно этим и занимается Мирон.