Развод. Я календарь переверну
Шрифт:
Как тебе такое, как... Не знаю. Думать нужно.
Но то, что помощь нужна - к бабке гадалке не ходи.
Макар только с виду ходит убитый горем, страдающий, хандрящий, лорд Байрон, мать его ети. Изображает оскорблённую невинность.
Ощущение, что всех уже накрутил. И все жалеют не меня, которой он рога наставил, а его!
Мол, он как лучше хотел! Идут же тебе они, такие ветвистые!
И потом, он тебя жалел, часть твоей работы делегировал другим. И пусть эта работа была, по сути,
Когда мне звонила его маман и пыталась заводить речи о прощении и терпении, которое должно быть, оказывается, присуще женщинам, дано природой нам, в отличие от мужчин — это я еще могла понять. Макар её сын, она его любит, хочет для него добра и справедливо полагает, что это добро — наш брак, который нельзя ломать.
Но когда мне моя позвонила - вот тут я вызверилась! Не по-детски!
Хотя, может и зря. Я же не рассказывала своим всю правду, грязную и горькую. Я их решила пожалеть. Да, сказала про развод, да, про то, что Макар изменил, а я не хочу прощать. Мягко сказала, видимо, слишком мягко.
Послушала мамино выступление, про то, что у женщины должно быть терпение, выдержка, что всегда можно понять и простить, и что семья — это прежде всего, жена, женщина. Послушала, а потом рассказала маме про хламидии и вереницу шлюх. Мама помолчала минуту и сказала — оставь этого гандона с голой жопой, доча.
Вот это МОЯ мама!
Я и свекрови тоже, в принципе, всё высказала — как-то не в моем характере молчать.
Игнатов возмущался, мол, почему я всем рассказываю о нём гадости.
Милый, сказала я, это еще не гадости, это так, мелочи жизни. Но если ты хочешь именно гадости — у меня в арсенале есть и такое.
– Ада, так что насчёт работы?
– Ладно, Герман, я подумаю о том, чтобы нанять тебя и твою контору. Спасибо за обед. И за всё остальное.
– Говоришь мне спасибо? Не ожидал.
– усмехается еще, наглец!
– Да, мне было приятно. — пощекочу его самолюбие.
– Приятно? И только? Хм, - еще шире ухмылка, - значит, где-то я не доработал, если тебе просто приятно.
– Не переживай, не получилось со мной, получится с другой.
Поворачиваюсь, чтобы выйти, но меня хватают за запястье и возвращают на место.
– Ты серьёзно сейчас, Ада? Я ведь... я обозначил свои намерения!
– И что? — рассматриваю его спокойно.
Намерения он обозначил, люблю, трамвай куплю!
Это мне в двадцать, наверное, можно было бы сказать и я бы послушала.
Собственно, Макар так и сказал. И мне жаловаться не на что, в принципе, трамвай почти купил — жили же в достатке? Только вот когда появляется тот самый пресловутый трамвай почему-то появляются у мужчин проблемы с самоопределением и, вероятно с самооценкой. Они считают себя королями, или нет — султанами! И им сразу нужен гарем, хотя бы скромный гаремчик. И жена уже не вставляет, обязательно должна быть рядом какая-нибудь
Плавали, знаем.
Второй раз я на такое не куплюсь.
Наверное.
Ну, может быть пока не куплюсь.
Помучаем Крестовского, а?
Пусть побегает, а мы посмотрим, достоин ли он королевы Ады или - Аделаида, я, конечно, дам тебе время всё обдумать и принять решение, но хочется, чтобы ты сразу поняла. Я не Игнатов. Я таким не буду. Я не позволю себе обращаться с тобой так, как делал это он.
– Неужели?
– хочется ответить, ты не позволишь? Или, может, я тебе не позволю?
Герман моё замечание игнорирует и продолжает говорить спокойно.
Вообще, мне нравится его спокойствие. То, что он не выходит из себя. Правда бесит, что разговаривает он со мной как с маленькой, или умалишённой.
Или я придираюсь?
– Но и ты, Ада, не будешь обращаться со мной так, как с ним.
Хмыкаю удивлённо.
Разве я плохо с ним обращалась? С Макаркой?
Я его любила, вообще-то...
Ну, до хламидий, конечно.
– Ладно, Герман Львович, я вас услышала, спасибо, что подвезли.
– Ад...Ада...
– М-м?
– Иди сюда.
Тянет меня на себя. А я понимаю, что мы стоим тут, у моего подъезда, как три тополя на Плющихе у всех на виду. И мне совсем не улыбается, чтобы нас кто-то, тут срисовал.
– Герман, стой, остановись, пожалуйста, не надо.
– Ада...
– Чёрт, да уважай ты меня, в конце концов! — вырываюсь и почти ору.
Ору то, что давно хочется проорать всем этим мужланам. Каждому!
Ваше вожделение, ваша страсть, ваш интерес — всё это ничто, херня на постном масле. Женщине помимо всего этого нужно еще и уважение!
Если любишь женщину - уважай её!
– Пусти!
– Не пущу. Тихо. И я тебя уважаю. Не уважал бы, повёз бы к себе и оттрахал хорошенько. И ты бы мне дала, и удовольствие получила, и выглядела бы как кошка сметаны наевшаяся. Но я этого делать принципиально не буду сейчас.
Сначала решу все твои проблемы, разведу тебя с твоим неверным благоверным, а потом будет всё остальное. Поняла?
– Ты как уверен в себе?
– Нет. Совсем не уверен. И я помню про твоего Дворжецкого. И про то, что он тоже претендует на тебя.
Претендует! Как это мило!
– Но я всё-таки надеюсь на твоё благоразумие.
– Считаешь, что благоразумно выбрать тебя, а не его? Почему?
– Я моложе.
– Сомнительное преимущество в данной ситуации.
– Не скажи. У меня целых десять лет жаркого секса в запасе.
– А может мне не нужен жаркий секс?
– Это ты просто еще не пробовала. Попробуешь — войдешь во вкус.
Хмыкаю опять. Как он на меня действует — феерично просто!
Ох, Ада, Ада, нашла себе такого гада!