Развод. Зона любви
Шрифт:
Вторая, с коротко остриженными волосами и татуировкой на шее, захихикала, жуя какой-то сухарь:
— Добро пожаловать в новую жизнь, принцесса. Привыкай. Здесь не будет ни слуг, ни золотых постелей.
Они засмеялись, как стая ворон, каркающих над трупом. Их голоса впивались мне в уши и подталкивали к краю пропасти, где уже готов был сорваться крик отчаяния.
Но я промолчала. Не потому, что не хотела кричать. Я хотела. Боже, как я хотела закричать так, чтобы стены треснули, чтобы они поняли, что я не заслужила этого, что я невиновна. Но мой
Я медленно опустилась на матрас. Он вонял сыростью, плесенью и чем-то, что вызывало тошноту. Пружины больно врезались в спину, но я не шевелилась. Я легла на него, как ложатся в могилу, когда больше не ждёшь спасения.
Я уставилась в серый потолок и даже не моргала.
Не плачь.
Грудь сдавило так сильно, что я чуть не задохнулась, но я проглотила слёзы. Нет. Сейчас нельзя. Если я заплачу здесь, то буду плакать до конца своих дней. Я знала это.
Они ещё смеются надо мной. Они говорят что-то унизительное, но я больше не слушаю. В какой-то момент голоса становятся просто фоном, каким-то отдалённым гулом, словно я закрыла невидимую дверь внутри себя. Я одна. Одна в этой тьме.
Моя жизнь превратилась в холодную пустоту.
Но пока я смотрела в потолок, где паутина словно висела петлями, что-то внутри меня проснулось. Нечто маленькое, но жадное до жизни.
С тобой еще не все кончено, Анна.
Это мой голос. Тот, который не дал мне кричать, но позволил думать.
Я сглотнула и медленно закрыла глаза. Там, в темноте, я почувствовала не страх. Я почувствовала злость.
Ты сильнее, чем они думают.
Я вспомнила детей. Их опущенные головы в зале суда. Вспомнила Виктора с его надменным взглядом, с победоносной улыбкой, когда судья объявил приговор. Вспомнила, как он увел их, будто отнял не только их любовь, но и мою душу.
Я не позволю этому продолжаться.
Я медленно выдохнула, чувствуя, как сердце начинает биться сильнее, будто от голода к мести.
— Они ещё увидят, — шепчу я так тихо, что мои слова сливаются с шумом вентиляции.
Я не знаю, кто они — эти женщины вокруг меня или весь мир. Но я найду способ.
Я выживу.
Я сжала простыню до боли в пальцах.
Я верну себе жизнь.
И когда я выйду отсюда, Виктор не узнает той Анны, которую он предал. Но я знаю одно: он пожалеет об этом.
Впервые за весь вечер я почувствовала тепло. Оно было жгучим, но спасительным.
Пусть они смеются. Смеется тот, кто смеется последний.
Глава 4
Ночь в камере тянулась бесконечно.
Воздух был тяжёлым и липким, пахнущим потом, сыростью и страхом, который витал в этом помещении, как постоянный обитатель. Я лежала на своей жёсткой койке, пытаясь не дышать слишком глубоко. Каждое движение сопровождалось скрипом пружин подо мной, и я ненавидела этот звук. Он выдавал меня, делал уязвимой, словно я кричала о своём присутствии в этом месте.
Я
Но тишина здесь была обманчива. Где-то в углу раздался смех, затем грубый голос:
— Посмотрите на неё. Барыня приехала. Надеюсь, тебе здесь понравится, куколка. Если что я Кобра… и я тебя просто ам…
Сердце сорвалось в пятки.
Я сделала вид, что не слышу, повернулась к стене, прижимая руки к груди. Пальцы дрожали. Внутри меня всё сжималось в комок, который давил на лёгкие и не давал нормально дышать. Я никогда не чувствовала себя настолько уязвимой.
Их слова разрывали меня изнутри, как сотни маленьких лезвий. Я вспомнила наш дом, белоснежные простыни, мягкое одеяло и тёплые руки Виктора, которые обнимали меня. Вся эта роскошь казалась теперь далеким миражом, который исчез при первом ударе реальности.
Я закрыла глаза, но звук шагов не прекращался. Они приближались.
Услышала, как тяжёлые ботинки остановились у моей койки, и открыла глаза. Передо мной стояла "Кобра". Высокая, с татуировками на шее и пронзительным взглядом хищника. Она нагнулась надо мной, ставя ногу на край моей кровати, и я почувствовала, как матрас опасно качнулся.
— Ты тут лишняя, принцесса, — прошипела она, и её голос был холодным, как лёд. — Таких, как ты, здесь долго не держат. Либо сожрут, либо выбросят.
Я не могла отвести взгляд от её глаз. Они были, как змеиные: холодные, равнодушные к боли жертвы.
Моё дыхание участилось, но я заставила себя не показать страха. Губы дрожали, но я прикусила их изнутри до боли. Я знала: стоит мне подать сигнал, что я сломалась, и они сделают это реальностью. Они сожрут меня здесь.
— Я не принцесса, — выдавила я наконец. Голос был хриплым, как будто принадлежал не мне.
Кобра рассмеялась так громко, что смех эхом отозвался по камере.
— Слышали, девочки? Она думает, что сможет здесь выжить.
Она ещё сильнее надавила на койку своей ногой, приближаясь ко мне лицом так близко, что я почувствовала запах сигарет и дешёвого мыла.
— Знаешь, что делают с такими, как ты, которые слишком уверены в себе? Сначала ломают. А потом выбрасывают за борт.
Я хотела что-то сказать, но её рука сжала мой подбородок так резко, что я тихо вскрикнула.
— Но я дам тебе шанс, принцесса. Ты же любишь правила? Здесь они простые: хочешь жить — плати. Не сможешь платить — найдём тебе другое применение. Поняла меня?
Слёзы жгли глаза, но я не позволила им выйти. Я сделала это единственное усилие — сдержала себя, даже когда всё внутри рвалось наружу.
— Поняла, — прошептала я.
Кобра стоит слишком близко. Её тяжёлое дыхание обжигает мне кожу, и я чувствую запах табака, пота и грязи. Я пытаюсь не смотреть ей в глаза, не реагировать, словно она — это просто кошмар, который исчезнет, если я не буду его замечать.