Развод. Зона любви
Шрифт:
И тут я вижу, что она понимает.
Понимает, что я не из тех, кто просто берёт и защищает кого-то без причины. Понимает, что мне не нужны оправдания. Понимает, что я могу.
Тишина между нами давит, как раскалённый металл.
Я резко отворачиваюсь, беру со стола папку и ударяю ею о дерево, чтобы выбить этот хер в груди, который сжимается сильнее, чем должен.
— А теперь сиди здесь тихо, Брагина. Пока не передумал.
Она медлит, но потом поднимается, проходит мимо меня,
Чёрт бы её побрал.
Кобру заводят в кабинет, и я сразу вижу — она напряжена. Умная сука. Понимает, что сейчас будет не просто разговор.
Она встаёт передо мной, руки за спиной, подбородок чуть вздёрнут. Играет в гордость.
Я медленно встаю из-за стола, обхожу его и останавливаюсь прямо перед ней.
— Ты меня за долбоёба держишь?
Она молчит, но её взгляд колючий, наглый.
Я ненавижу наглых.
Я резко хватаю её за ворот робы и рывком притягиваю ближе.
— Ты думала, я не узнаю? — тихо спрашиваю, стиснув зубы.
Она пытается отпрянуть, но я сжимаю ткань у неё на груди ещё сильнее и толкаю в стену. Глухой удар — её голова откидывается назад.
Она моргает, но всё ещё играет в непрошибаемую.
Ошибаешься, сука.
Я резко врезаю ей кулаком под рёбра. Она сгибается пополам, хватая воздух ртом.
— Думала, ты тут главная? Думала, можешь решать, кто живёт, а кто сдохнет?
Я хватаю её за волосы, рывком поднимаю лицо вверх, заставляю смотреть на меня.
— Ещё раз хоть пальцем тронешь Брагину — я тебя в карцере сгною, поняла?
Она хрипит, но я не ослабляю хватку.
— Говори, блядь.
— Поняла! — выплёвывает она сквозь зубы.
Я отталкиваю её. Кобра падает на колени, хватая воздух.
— Умничка. Теперь вали нахуй.
Охранник хватает её за шиворот и вытаскивает из кабинета.
Я упираюсь кулаками в стол, глубоко дышу.
Холод, Володя. Держи холод.
Но в голове всё равно вспыхивает её взгляд.
Голубые глаза. Упрямые. Прямые.
Брагина.
Чёртова Брагина.
Я вхожу в квартиру, бросаю ключи на тумбу и стягиваю китель. В доме пахнет чаем, свежим хлебом и чем-то сладким. Настя пекла печенье.
Я ещё даже не успеваю снять ботинки, как из-за угла вылетает дочка, размахивая тетрадью.
— Пап, контрольная! Спасай!
Я едва успеваю поймать её, когда она с разбегу вешается мне на шею. Двенадцать лет, а до сих пор ведёт себя так, будто я её герой.
— Ну-ка, что у тебя там? — беру тетрадь, усаживаюсь с ней на диван.
Она устраивается рядом, хмурит брови, делает сосредоточенное лицо, будто сейчас решает судьбу вселенной.
— Вообще ничего
Я улыбаюсь.
— Это ещё что, вот дойдёшь до старших классов — там начнётся настоящий ужас.
— Ты пугаешь меня, пап.
— Привыкай.
Она закатывает глаза, а я беру ручку и начинаю объяснять. Она слушает, кивает, что-то записывает, потом вдруг обнимает меня за плечи и смеётся.
— Ты у меня лучший.
Я напрягаюсь. От этих слов внутри что-то щемит.
Настя не чувствует, бежит в комнату, довольная. Я сижу ещё минуту, смотрю на стену, потом встаю, иду на кухню. Наливаю виски, делаю глоток и закрываю глаза. И снова передо мной она.
Гребаная Брагина.
Глаза цвета льда. Они меня с ума сводят. Вот так с первого взгляда и накрыло. Столько лет работал и никогда. А тут просто по мозгам, по разуму, по сердцу. Накрыло. Просто накрыло. Как мальчишку.
Как смотрела на меня. Как не боялась. Как стояла передо мной, пока я её прижимал к стене, и даже не дрогнула.
Ещё бы секунда, и я бы не сдержался.
Я крепче сжимаю стакан, наклоняюсь к столу, упираясь в него ладонями.
В этот момент хлопает дверь.
Илья.
Он заходит, кидает рюкзак, даже не глядя в мою сторону.
— Где был?
— У Серого.
— Чем занимались?
— Учились вязать макраме.
Я резко ставлю стакан на стол.
— Илья.
Он поднимает глаза, такие же серые, как у меня.
— Ты всё равно мне не поверишь. Чего спрашиваешь?
— Не люблю, когда мне врут.
Он смотрит на меня с вызовом.
— А ты сам себе веришь?
Я щурюсь.
— Что ты хочешь сказать?
— Думаешь, я не вижу? Как ты ходишь злой, напряжённый. Как по вечерам наливаешь себе этот виски. Думаешь, я не знаю, что у тебя там в тюрьме кто-то в голове засел?
Я напрягаюсь.
— Закрой тему.
— Так и знал.
Я подхожу ближе, встаю напротив.
— Ты не понимаешь, о чём говоришь.
— Да, конечно. Ты же никогда ничего не объясняешь. Только приказы раздаёшь. Делай вид, что тебе всё равно, пап. Ты же в этом мастер.
Он забирает рюкзак и уходит в свою комнату.
Я остаюсь стоять.
Стоять и понимать, что этот мальчишка только что сказал правду.
Мне не всё равно.
И от этого внутри всё полыхает к чёрту.
Я вхожу в ванную, закрываю дверь и задерживаюсь на секунду, опираясь рукой о кафель. Тяжёлый день. Тяжёлая неделя. И Она.
Сбрасываю одежду, поворачиваю кран, и вода ударяет по плечам, горячая, обжигающая. Запускаю пальцы в волосы, откидываю голову назад, выдыхаю.