Разводимся! Моя на тридцать дней
Шрифт:
В момент, когда мне и так было хреново без жены, мать, прикидываясь безнадежной больной, продолжала проклинать и рушить наш союз. Не зря я молчал о проблемах. Как чувствовал…
– Честно, не знаю, что на это ответить, тетя Неля. Я не понимаю, за что она так с нами поступает?
– разочарованно произношу и запрокидываю голову, уставившись в глянцевый натяжной потолок, в котором смутно отражаются искаженные черты моей мрачной фигуры. Будто меня пережевали и выплюнули. Ощущаю себя соответствующе.
– Я попыталась ее вразумить, но тщетно, - оправдывается
– Есть один вариант, о котором я бы не хотел вспоминать, - с отвращением кривлюсь, представляя Гулю. – В таком случае мать точно свихнулась. Я понятия не имею, как реагировать на ее идиотизм, - яростно растираю лицо ладонью. Психанув, бью кулаком по столу. – Ты не представляешь, сколько раз я ругался с ней по поводу Ксюши! Мы поэтому и не общаемся сейчас. Я надеялся, что смогу проучить ее бойкотом и она осознает свои ошибки, но после твоего рассказа убедился в ее полной неадекватности.
– Свою семью береги, дорогой, сейчас это самое главное. И постарайся не подпускать мать к Ксюше, незачем девочке нервы трепать лишний раз, - тяжело вздохнув, добавляет заговорщическим шепотом: - Если вы действительно обманули диагноз и обошли несовместимость, то эта беременность очень хрупкая. Береги ее.
– Понял. Буду, - бросаю отрывисто, как клятву даю.
– Поздравляю еще раз, мой мальчик, - по-доброму обращается ко мне Нинель. Судя по тону, улыбается.
– Поцелуй Ксюнечку за меня. Она у тебя большая умница.
– Я знаю. Она лучшая.
Как только тетя отсоединяется, я тут же набираю номер жены. Мне важно услышать ее голос. Жизненно необходимо.
– Мэт, мой хороший, - тихонько хихикает она в трубку, и этого хватает, чтобы я расслабился и подтаял. Гнев улетучивается, уступая место приятному, исцеляющему теплу. – Контролируешь меня? – игриво тянет моя вредина, а на фоне звучит ритмичная музыка.
– Люблю, - парирую невозмутимо.
– Хотел попросить тебя не брать трубку, если мать позвонит. Лучше говори мне, и я сам с ней пообщаюсь. Не хочу, чтобы она волновала тебя по пустякам. Точнее, вас с крохой.
Ксюша одновременно и смущается, и включает женскую интуицию. Она всегда тонко чувствует меня и ловит малейшие изменения настроения.
– Хм, хорошо-о, - мило протягивает последнюю гласную.
– Все в порядке?
– Да, теперь все просто замечательно, - искренне признаюсь и улыбаюсь во весь рот. Моя таблетка от тоски действует безотказно. Даже на расстоянии.
– Ты странный, - задумчиво мурлычет жена, а потом кокетливо добавляет: - Заедешь за мной после занятий?
– Разумеется, - усмехаюсь.
Не верится, что между нами все наладилось. Будто не было ее беспочвенных подозрений. Не было бестолковых ссор. Не было развода. Мы ведем себя так, словно только вчера поженились.
–
Родной голос отдаляется, музыка становится громче, после чего звонок обрывается.
Отбросив телефон, устало прикрываю глаза, сцепляю кисти в замок и роняю голову. Забываюсь буквально на доли секунды, но стук в дверь и громкие шаги, нагло пересекающие кабинет, заставляют меня очнуться.
– Черт, Глеб, вот совсем не до кухни сейчас, - нахмурив брови, недовольно смотрю на него исподлобья.
– Отменить? Или… - теряется, застывая у стола. – А что мне делать?
– Забудь, - нехотя поднимаюсь с места. – Идем. Быстро пробегусь по меню – и помчусь за Ксюшей.
Бодро направлюсь на кухню, пробую блюда, заставляя себя не сильно придираться к ним. Делаю замечания поварам, и они тут же помечают все в блокнотах.
Спотыкаюсь на грибном крем-супе с трюфельной пастой. Беру одну ложку, едва не давлюсь, однако даю ему шанс. Перекатываю на языке, с трудом глотаю, чувствую неприятное послевкусие…
– Гадость какая-то, - не выдержав, отодвигаю тарелку. – Кто готовил? – гаркаю так, что эхо разносится по всему помещению и посуда дребезжит.
– Как же? Почему? – подлетает к раздаче парень лет двадцати пяти.
– Все четко по рецепту!
– Ты сам-то пробовал эту баланду? – киваю на суп.
– Хм, я вообще-то не знаю, какие трюфели на вкус. Это же дорого, - послушно забирает тарелку, ест, будто хочет доказать мне, что все в порядке. Или чтобы добро не пропадало. Пожимает плечами. – Разве так не должно быть?
– Нет, мать твою! Ты увол… - чуть не выпаливаю, но осекаюсь, поймав на себе взгляд Глеба. Он прав: такими темпами я сорву завтрашнюю презентацию.
– Да черт! Ладно! Переделай. Даю тебе полчаса!
– Да-да, сейчас! – убегает вместе с полупустой тарелкой.
Ровно через тридцать минут меня опять зовут на кухню. Повар трясется, потеет, выглядит то ли испуганным, то ли больным. Покосившись на него, аккуратно пробую свежую порцию горячего супа. Поморщившись, сразу выплевываю.
– Не увольняйте, - умоляет парень. – Дайте другое задание. Не разбираюсь я в этих чертовых трюфелях! – выпаливает в отчаянии и стирает испарину со лба.
В очередной раз сокрушаюсь, как же сложно собрать команду профессионалов, научить ребят всему и не поубивать их при этом. Обращаю внимание на неестественную бледность горе-повара.
– Так, стоп, веди на склад, - подталкиваю его к двери, заподозрив неладное. – Покажешь, откуда трюфели для пасты брал.
Присаживаюсь на корточки. Открываю специальный контейнер, подцепляю пальцами один гриб, стряхиваю остатки песка. Подхватив небольшой нож, разрезаю его пополам. В нос ударяет сильный запах, ноготь утопает в мякоти, стоит лишь слегка надавить. Отбрасываю обе части, неодобрительно качаю головой и вытаскиваю весь контейнер.