Разящий клинок

Кэмерон Майлз

В этрусскую галеру впились крюки. Они-то и затягивали ее на верфь. Но в эфире огнем и молниями играла энергия, и даже на таком расстоянии Мортирмир понял, в какой момент был побежден и убит галерный герметист.

Открылись водовыпускные отверстия, и стали видны темные ручейки. Люди умирали на весельных скамьях, по бортам корабля стекала их кровь.

Однако до древнего акрополя не донеслось ни звука, и Мортирмир услышал взамен девичье пение на архаике.

Его сосед

злобно сплюнул.

— Болваны! — бросил он, подхватил суму странника и пошел прочь.

Древний гравий захрустел под его башмаками. Спускаясь с акрополя, он все качал головой.

В тот миг, когда мужчина средних лет, облаченный в зеленое, исчез за городскими воротами, до Мортирмира дошло, что его присутствие могло бы показаться и подозрительным.

ТИРИН, ГРАФСТВО АРЕЛАТ, ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ГАЛЛЕ — КЛАРИССА ДЕ САРТР

В молодости мало что дается так трудно, как возвращение в родное гнездо.

Кларисса де Сартр была потомком ныне ушедших королей Арелата. Ее отец — одним из величайших горных владык с опорой на четыреста рыцарей и девять огромных замков.

Поэтому ей не доставило особого удовольствия войти в ворота зимнего владения их семейства в Тирине. В Дурии, обширной горной долине, было сравнительно тепло. Ворота, окованные железом, в шесть раз превышали человеческий рост; дорога вступала в замок через массивный двойной барбакан, который соседи графа считали неприступным.

Кларисса прошла почти сто лиг из поздней осени в начало зимы. Дважды ютилась она под скальными карнизами, не имея огня, а однажды провела ночь в лагере среди мужчин, которым напрочь не доверяла, но они не удостоили ее ни плотоядными взглядами, ни откровенным насилием. Она пропиталась грязью; с момента бегства из монастыря она лишилась шерстяного мышино-бурого кертла и белья. Дышала в украденную шерстяную шаль, под которой копился смрад.

Она немало гордилась тем, что живой и невредимой добралась до дома. Еду она воровала и отмечала где.

Никто из стражей ее не знал. Пьерро, один из отцовских головорезов, рассеянно хлопнул ее по заду, когда сунулся в ее котомку за мздой.

Он посмотрел на нее водянистыми голубыми глазами, в которых не было зломыслия.

— У девки есть пара возможностей, — изрек он с улыбкой и дохнул чесноком.

Кларисса решила, что хватит с нее унижений. Она подняла руку. Позади стояли купцы, свидетелей было достаточно.

— Навряд ли граф это одобрит, — заметила она материнским тоном. Пьерро застыл.

— О, ну если не хочешь по-хорошему... — Он подался вперед, и пустой взгляд внезапно сосредоточился. — Святой Маврикий! Клянусь мохнаткой Девы! Джакопо! — крикнул

он и ударил в тревожный колокол.

Кларисса сидела в окружении материнских фрейлин. Отец был в охотничьем платье — зеленом оленьей кожи пурпуэне и сапогах до бедер с пряжками по бокам, а мать — в таком же охотничьем, но уже женском наряде: красивой мужской котте, которую она считала женственной, зеленой фетровой шляпе и длинной юбке. К поясу у нее был пристегнут меч, у графа — длинный кинжал; в руках он держал хлыст.

— Мне же сказали, что ты мертва! — Граф не был занудой, но повторил это уже в шестой раз.

Анна, его жена, внимательно за ним наблюдала.

— Мы не объявим войну королю Галле, какой бы он ни был глупец.

Она была этруской — кузиной королевы Галле и сохранила наследственные черты: длинный прямой нос и властный взгляд.

— Мне сказали, что ты мертва, — снова повторил граф.

— Пожалуйста, папа, довольно об этом твердить, — отозвалась Кларисса.

Он вдруг шагнул вперед и заключил ее в объятия.

— Иисус и Мария — лютик мой! Мы думали, ты мертва! А ты жива! Лучшая весть за всю мою жизнь!

Чело Анны просветлело. Она присоединилась к объятиям, и какое-то время все трое так и сидели, а фрейлины вокруг ерзали. Во дворе лаяли собаки. Три местных аристократа, одетые для охоты, неуклюже топтались на пороге большого зала.

Анна, обычно предельно собранная, а сейчас плачущая, улыбнулась мужу.

— Милый, сходи и уйми своих псов, — сказала она.

Он поднялся с колен и отпустил руку Клариссы.

— Конечно, дорогая.

Взяв у одной из фрейлин платок, он вытер лицо и просиял.

— Идемте, джентльмены. Простите меня — не каждый день возвращается потерянное дитя. — Он поклонился, его джентльмены ответили тем же, и все они вышли во двор.

— Вон, — приказала фрейлинам Анна.

Они упорхнули, прежде разлив по кубкам вино с пряностями и выставив поднос с яствами.

Анна уселась в умягченное подушками кресло и положила ноги на стул, не снимая сапог.

— Итак, — пригласила она.

Кларисса встретилась с ней взглядом. Она всегда без памяти любила мать, но ссорились они, как кошки, и в том была одна из причин, почему заботливый отец отослал ее ко двору.

Анна взяла ее за руку:

— Я кое о чем догадываюсь, дорогая. Выросла при дворе. Но ты не выглядишь... сломленной.

— Король хотел меня изнасиловать, — ответила Кларисса. Последнее слово далось ей с трудом. — Дядя выручил, но после устроил так, чтобы меня отослали от двора.

Анна решительно кивнула и презрительно фыркнула: